Перелом

Окунь Михаил Евсеевич

Власть существует, пока телевизор включен. А выключи – и нет ее в помине.

Юные же травматики целыми днями на лестнице тусуются поближе к тупику последнего этажа. У них своя жизнь – с пивом и травкой. Одну потерпевшую как-то раз со скандалом из мужского туалета еле выцепили.

Попадаются в больнице и вовсе экзотические экземпляры. Например, ударник

рок-группы «ШМОН» по имени Володя с псевдонимом Стар («звезда», то есть, – какая-никакая). Так долбал, бедняга, по барабанам, что стали у него из металлической пластины, установленной на ключице, шурупы сами собой вывинчиваться.

Новый главный хит группы, их гордость, – песня под названием «Ты будешь выть, Германия!» на слова одного прочно забытого члена СП СССР. Опус был опубликован в одной из ленинградских газет в первые дни войны как немедленный отклик на вероломное нападение. Хотя как газетный материал он, вероятно, сыграл свою роль, но больше, думаю, нигде и никогда не перепечатывался – уж слишком отдаленное отношение имел он не то что к поэзии, а даже к более-менее приличной версификации. Однако разыскали, поди ж ты. Для стёба, естественно. Этим «убойником» «ШМОН» и открывал свои недавние гастрольные концерты в той же Германии. Что ж, может быть, юные тевтоны и выли.

Когда Володю-Стара привезли в палату после операции по удалению злополучной пластины, он, прочухавшись, спохватился – из ушей его пропали многочисленные металлические серьги. Какой-то доброхот сочувственно заметил: «Удалили, видать, вместе с пластиной». Серьги музыканту потом вернула хирургическая сестра. Их действительно удалили перед операцией по гигиеническим соображениям, когда «звезда» уже пребывала в отключке.

Ох, уж эти постаревшие реаниматоры «русского рока»! (Уместен тут медицинский термин, раз уж мы в больнице). Уже под сорок и за сорок, а всё еще Гарики, Гребни, Костики… Интервью с откровениями – чуть ли не в каждом печатном листке. Есть, есть что еще поведать миру! И какой-нибудь интервьюер Садиков уже кормится от них, как всю жизнь кормился (да и продолжает) от

попсы. А сценический комсомольский задор?! Позавидуешь.

Итак, сентябрь продолжается… За окном клен машет культей. На ней, как раненая птица, женская прокладка – с подбитыми крылышками и в крови.

Подходит ко мне в коридоре через пару дней после операции ласковый такой дедок и говорит:

– Лежал я в той же операционной на другом столе, ждал, когда ногу резать начнут. Пока сверлили тебе руку – смотрел, а уж как молотком стали в нее что-то заколачивать – отвернулся, не сдюжил. Ить что творят, антихристы!

И побрел на костыликах восвояси. А к чему этого-то помянул? Подозрительно…

Знал я, что без железа не обойтись, да не думал, что его в меня так много засадят – несколько шпилек, проволока. Терминатор, ни дать, ни взять. И всё это будут опять же под общим наркозом месяца через три-четыре извлекать, как вкрадчиво сообщил на обходе партайгеноссе, с намеком блеснув стёклышками.

Скоро выписка. А пока веду я нескончаемые мысленные диалоги с чужой девочкой-женой. Вспоминаю ее детское личико, трогательный изгиб спины, небольшую торчливую грудь. Вскоре после моего столь неудачного приземления она заявила, что желает направить наши отношения в чисто платоническое русло. Поминала заповедь: «Не возжелай жены ближнего…»

– Мне твой муж не ближний! – восклицал я в запале.

А может, и тут происки Антихриста? – обиделся, гад, что я ему тогда ночью нахамил.

Я снова и снова смотрю в окно. Слишком яркое солнце для этого времени года – желтизна и багрянец листвы на просвет режут глаз. Но что это? – ее темно-синие джинсики мелькают на фоне нашего голубого фонтана. Есть у меня этот осенний денек! Найду слова! А она опять станет смотреть искоса, низко голову наклоня…

…Ну что ж, предстоит еще один наркоз. Снова мне в одиночку двигаться по темному тоннелю, смешиваться с толпой неведомых людей с факелами. Как далеко уйду я на сей раз?..