Перемена мест
Шрифт:
— Ваши сведения устарели, — сказал я. — Теперь я пацифист. Кроме того, я и не собирался в вас стрелять. Совершим обмен и разойдемся по-хорошему…
Услышав эти слова, оба джентльмена, проводившие личный досмотр моего имущества, негромко захихикали. Словно им тоже вдруг стало щекотно.
— Ладненько, — не стал больше спорить Петр Петрович. — Обмен — так обмен. Поднимаемся на третий. Только не вздумайте бежать, — предупредил он. — Мои подчиненные — ребята без комплексов. Чуть что — хватаются за пистолеты, за ними не уследишь.
Отлично, подумал я. И не надо следить. Доктор
Петр Петрович (еще в течение восьми с половиной минут) сделал знак оставшимся своим элегантным орлам, и те, взяв меня в плотное кольцо, стали конвоировать, ведя вверх по лестнице. Надо отдать им должное, маневр свой они совершали слаженно и красиво. Наблюдатель наверняка решил бы, будто по лестнице поднимается компания самых близких друзей.
На третьем этаже было почти пустынно. Ремонтная бригада сегодня не работала, а потому огромные жестяные листы, предназначенные для декоративной отделки перекрытий, в беспорядке лежали на полу и были прислонены к стенам. Большие стекла, готовые быть вставленными во внутренние рамы галереи, ждали своего часа в больших деревянных кузовах с подпорками. В перспективе здесь должен будет располагаться грандиозный торговый зал, и когда это произойдет, на третьем тоже яблоку негде будет упасть. Сейчас же здесь было полным-полно свободного места. И никаких яблок.
— Яков Семенович, — сказал мне предводитель вооруженных джентльменов, осмотревшись и вполне довольный увиденным запустением. — Теперь вам уж точно деваться некуда. Вы проиграли. Верните дискету, ответьте на пару моих вопросов… а там посмотрим.
— Сначала вы ответьте, — попросил я, осторожно смещаясь в сторону жестянок и стекла. Надеюсь, смысл моих телодвижений был Петру Петровичу и компании пока неясен.
Петр Петрович взглянул на часы и проговорил:
— Спрашивайте, но только быстро.
— Айн момент! — согласился я. — Каким же образом вы меня вычислили? Если, конечно, не секрет.
— Какие же от вас теперь секреты? — проговорил Петр Петрович-для-особых-поручений. — Все элементарно. Ваш трюк с телефоном был недурен… кстати, как вы это сделали?
Я развел руками: дескать, сам не знаю, как-то получилось…
— Ну, неважно, — махнул рукой Петр Петрович. — Это уже не имеет значения. У нас, видите ли, прекрасная записывающая аппаратура. Плюс к тому наши аналитики уже знали уровень вашей квалификации…
— Сейф? — уточнил я.
— Вот именно, — согласился Петр Петрович. — И еще эти трюки с маскировкой. И вдобавок ко всему маниакальные разговоры о романе Макдональда… Словом, мы определили круг ваших интересов, а потом уже за ночь прокрутили ваш голос трем сотням людей из соответствующих сфер… Я понятно излагаю? — неожиданно прервал себя мой собеседник.
— О да, — искренне ответил я, выигрывая еще шажок. — Неужели трем сотням? Хотя… с вашими деньгами…
— Деньгами, которые вам и не снились, — строго сказал Петр Петрович. — Ну, довольно. Я потешил вашу любознательность. Теперь удовлетворите мое любопытство. В принципе, мы уже знаем, кто именно вас послал и чего хотят эти
Я сказал, тщательно выговаривая слова:
— Имя клиента, извините, сообщить не могу. Права не имею. А нужен мне всего только роман Стивена Макдональда «Второе лицо». Записанный, сами понимаете, на дискете… Так что, меняемся?
Мне надо было раздразнить эту публику, и я своего добился.
— Где дискета, черт побери?! — повысил голос Петр Петрович.
Я сделал еще один шаг в сторону и в секунду извлек из потайного карманчика дискету, столь необходимую «ИВЕ» с «Меркурием». Если бы я еще знал почему!…
— Вот! — сказал я, делая еще шажок так, чтобы оказаться между запасами жести и стекла. — А теперь давайте Макдональда.
Петр Петрович произнес почти равнодушно:
— Вы меня окончательно разочаровали, Яков Семенович. Вы повели себя как зеленый дилетант. Неужели вам с самого начала не было ясно, что ни на какой обмен — тем более такой дурацкий! — мы не пойдем? На ваше несчастье, дискета не была толком защищена и вы могли видеть текст… Уберите его, он мне надоел, — приказал он своим архангелам, вяло кивнув в мою сторону. — А потом заберите то, что он украл.
Четверка выхватила свои пистолеты с глушителями. В обычных условиях пальбы бы никто не услышал. Но здесь…
— Не надо стрелять, — честно предупредил я этих самоубийц, но только, похоже, их раззадорил.
Сам Петр Петрович снял с руки плащ и прицелился. Пора! Дальше будет поздно. Действуй, Яша.
Не дожидаясь первого же выстрела, я бросился на пол, извернулся и тут же нырнул в узкую щель между жестянками и стеной. Жестяные листы подпирали отнюдь не глухую стену: там был невидимый издали выход и мертвый эскалатор, ведущий обратно на второй этаж. Эскалатор обещали починить к весне, но пока это была обычная лестница — просто с железными ступеньками.
Самих выстрелов я, разумеется, не слышал. Но зато над моей головой загрохотали громы — гулко, сочно, на целых три этажа вниз. Будь их пистолеты трижды с глушителем, любая пуля в такой ситуации могла произвести больше шума, нежели слон в посудной лавке. Кроме того, я надеялся на рикошет — и не ошибся. Звон разбитого стекла был столь силен, что вздрогнули наверняка даже все остальные потревоженные стекла на других этажах. Акустика здесь была замечательная. Предполагалось, видимо, что громовое «ура!», предназначенное нашим замечательным спортсменам, будет подниматься с трибун и заполнять все здание спорткомплекса, резонируя во всех коридорах и во всех проходах. Однако сегодня здание заполнилось совсем иными звуками — еще более громкими, но на слух чрезвычайно неприятными. Представьте, что вы разбиваете за один раз два десятка огромных оконных стекол два на два метра. А теперь представьте, что эти осколки стали разлетаться в стороны, тараня жесть. Звук от соударения стекла и железа, по утверждениям знатоков, один из самых неприятных для человеческого уха. Шум от разгрома, невольно учиненного наверху посланцами «ИВЫ», оскорбил слух сотен, если не тысяч посетителей «Олимпийца». И уж, конечно, он оскорбил слух охраны комплекса.