Переменная облачность
Шрифт:
— Как же мне быть? — спросила Лера.
— Приходи ко мне, прямо после работы…
Так Лера и сделала. После работы отправилась к Ксении Гервсимовне.
Комната, в которой она прожила с матерью почти два года, была заперта. Проходя мимо, Лера вздохнула. Как-то она там, ее непутевая мама? Что-то давно писем не шлет…
Ксения Герасимовна первым делом накормила Леру. Затем вытащила швейную машинку. Сперва они пороли швы, потом Ксения Герасимовна наколола на Лере платье. А потом Лера села за машинку.
— Вы идите спать, — сказала Лера, — теперь
Ксения Герасимовна постелила себе на диване, в комнате сына, а Лера шила всю ночь.
К четырем часам утра платье было готово. Лера примерила его, поглядела в зеркало. Рукав короткий, по локоть, английский воротничок. Юбка прямая. Просто и строго. И, пожалуй, даже идет ей.
«Вот у меня и появилось новое платье», — с удовольствием подумала Лера.
Тихо открылась дверь. Вошла Ксения Герасимовна, зябко кутаясь в бумазейный халат.
— А вы чего не спите? — спросила Лера.
— Не спится чего-то. А ну покажись. — Внимательно оглядела Леру. — Платье что надо и тебе к лицу… Ты когда на работу?
— К восьми.
— Сейчас половина пятого. Ложись на мою кровать, поспи немного.
— Боюсь, вдруг просплю…
— Не бойся, я тебя разбужу.
Вечером отправились в театр. Проходя по фойе, Лера не пропускала ни одного зеркала: она нравилась себе в новом, сшитом собственными руками платье.
— Вы часто ходите в театр? — спросила она Ксению Герасимовну.
— Не так, чтобы очень часто, но когда жила в Москве, помню, была и в Большом, и в Малом, и в Художественном.
— Вот счастливая! — искренне произнесла Лера.
— Когда я была такая, как ты, то, приходя в театр, первым делом шла в буфет. Для меня театр начинался с бутылки ситро и пирожных…
— И мы пойдем в буфет, — сказала Лера. — Будем есть пирожные. Я угощаю.
— Почему ты, а не я?
— У меня сегодня получка.
К их столику подошел невысокий молодой человек. Темноволосый, с синими смеющимися глазами, на подбородке ямочка. Синяя рубашка под пиджаком оттеняет глаза.
«Хорошенький», — определила Лера.
— Кого вижу! — сказал он и протянул Ксении Герасимовне руку.
— Привет, Виталик, и ты здесь нынче? — спросила она.
— Как видите.
— Это Виталик Коростылев, — сказала Ксения Герасимовна, — познакомься, Лера.
Он глянул на Леру смеющимися глазами. Сел рядом с ней.
— Хотите пирожного? — спросила Лера.
Он энергично замотал головой.
— Никогда в жизни! Терпеть не могу сладкого… Я бы пива взял, только очередь…
— Сейчас уже звонок будет…
Как бы в подтверждение слов Ксении Герасимовны раздался звонок.
— Это первый, — успокоил Виталик. — У нас еще уйма времени.
— Как живешь? — спросила Ксения Герасимовна.
— Верчусь, как петух во щах.
Лера фыркнула. Он обернулся к ней.
— Ты чего смеешься?
— Как это вы… как это ты странно говоришь?
Лера решила, если он к ней обращается на «ты», то и она тоже будет звать его на «ты». В конце концов он же молодой, на вид лет двадцать или, может, двадцать
— А я так всегда говорю. Плюнешь в колодец — вылетит, не поймаешь. Или еще так можно сказать: семь раз отмерь, все равно на бедного Макара все шишки повалятся…
Глаза его искрились. Лера никак не могла понять, нравится он ей или нет. Скорее нравится. Веселый. К тому же хорошенький. Во всяком случае, симпатичный…
— Как с институтом? — спросила Ксения Герасимовна.
Он беспечно махнул рукой.
— Никак…
Раздался второй звонок.
В зале, когда Ксения Герасимовна и Лера сели на свои места, Ксения Герасимовна рассказала о Виталике. Парень симпатичный, веселый, но какой-то, как говорят, несамостоятельный. Без царя в голове.
— А ему сколько лет?
— Двадцать пятый. Уже действительную отслужил.
— Ну да? — удивилась Лера. — Я думала, он чуть старше меня.
— Да, он молодо выглядит. Вместе с моим Андрюшей в институте учился, бывал у нас, вот откуда я его знаю.
Лера хотела еще расспросить о Виталике, например, почему он неженатый, но в это время в зале погас свет.
После спектакля Виталик ждал их в раздевалке.
— Я уж думал, вы прошли мимо…
— Нам же не по дороге, — сказала Ксения Герасимовна. — Я знаю, где ты живешь: на улице Спартака.
Он пожал плечами.
— Какое это имеет значение? Я провожу вас… — И добавил: — За двумя зайцами погонишься, попадешь туда, куда Макар телят не гонял…
— Вот уж ни к селу ни к городу, — сказала Лера.
— А я люблю пословицы по-своему переиначивать.
— Чем бы дитя ни тешилось, — насмешливо произнесла Лера.
Сперва проводили Ксению Герасимовну. Потом Виталик сказал Лере:
— Пойдем погуляем, погода хорошая…
Лера согласилась.
Раньше, сидя в театре, думала: «Вот приду к себе в общежитие, как завалюсь спать…» А теперь спать не хотелось. Ни капельки. Так хорошо было гулять сколько угодно, не думая о том, что утром рано вставать и впереди долгий рабочий день. Хотелось слушать этот веселый голос, смеяться над тем, как Виталик смешно переделывает пословицы, и время от времени смотреть на него, встречаться взглядом с его синими, удивительно красивыми глазами…
Он и в самом деле любил коверкать поговорки и пословицы. Почему любил? Да просто так.
Еще в школе приучился произносить слова наоборот.
— Учох ташук, — говорил, приходя домой.
Мать переспрашивала:
— Чего? Что ты сказал?
Он повторял:
— Учох ташук, йад еерокс…
И смеялся. Очень было забавно, что говорит как-то по-своему, можно подумать, что на индонезийском, или вьетнамском, или на каком-нибудь там африканском языке…
Впрочем, скоро ему это надоело. Ему вообще быстро все надоедало, в том числе и товарищи. То с одним дружит, то с другим. Еще вчера с кем-то вместе ходил на каток и провожал до дома и делился всеми своими секретами, а сегодня, глядишь, уже и не смотрит в его сторону. Появился новый друг. И опять новый…