Переписка 1826-1837

Пушкин Александр Сергеевич

628. П. А. Плетневу. Около (не позднее) 11 июля 1831 г. Царское Село.

Двор приехал, и Царское-село закипело и превратилось в столицу. Грустно мне было услышать от Ж.[уковского],что тебя сюда не будет. Но так и быть: сиди себе на даче и будь здоров. Россети черноокая хотела тебе писать, беспокоясь о тебе, но Ж.[уковский] отсоветовал, говоря: Он жив, чего же Вам больше? Однако она поручила-было мне переслать к тебе [585] 500 р. какой-то запоздалой пенсии. Если у тебя есть мои деньги, то заплати из них — и дай мне знать сюда, а эти 500 р. я возьму с нее.

585

к тебе вписано.

На днях отправил я тебе через Эслинга повести покойного Белкина, моего приятеля. Получил ли ты их? Предисловие доставлю после. Отдай их в цензуру земскую, не удельную, — да и снюхаемся с Смирдиным; я такого мнения, что эти повести могут доставить нам 10,000 — и вот каким образом

2,00[0] экз.[емпляров] по 6 р. = 12,000

— 1,00[0] за печать

— 1,00[0] [за] процентов

итого 10,000.

Что же твой план Сев.[ерных] Цветов в пользу братьев Дельвига? Я даю в них Моцарта, и

несколько мелочей. Ж.[уковский] дает свою гекзаметрическую сказку. Пиши Баратынскому; он пришлет нам сокровища; он в своей деревне. — От тебя стихов не дождешься; если б ты собрался, да написал что-нибудь об Дельвиге! то-то было б хорошо! Во всяком случае проза нужна; коли ты ничего не дашь, так она сядет на мель. Обозрения словесности не надобно; чорт ли в нашей словесности? придется бранить Полевого, да Булгарина. К стати ли такое аллилуия на могиле Дельвига? — Подумай обо всем этом хорошенько, да и распорядись — а издавать уже пора: т. е. приготовляться к изданию. Будьте здоровы все, Христос с Вами.

Адрес: Мил.[остивому] госуд.[арю] Александру Филиповичу Смирдину в С. Петербург у Синего моста. Пр.[ошу] дост.[авить] Петру Александровичу Плетневу.

629. П. А. Вяземский и А. И. Тургенев — Пушкину. 14 и 15 июля 1831 г. Остафьево.

[П. А. Вяземский:]

Остафьево. 14-го июля 1831.

Ты так стал акуратен в переписке своей, что по неволе подозреваю тебя в боязни холеры: ты не хочешь умереть с долгами на совести. Вот и холера к чему-нибудь пригодилась. Нет, батюшка государь мой Александр Сергеевич, ста рублей не придам Вам за мебли: сказать по совести, довольно будет с Вас и того, что я ни гроша не беру за прокат и что можете пользоваться ими до приезда моего. Пожалуй, придам еще и проценты, которые с Вас не возьму за деньги мною отданные Вам заимообразно. Вот видите, и я готовлюсь на всякий случай предать душу богу и холере и очищаю себя богоугодными делами. Очень [желаю з[а]] жалею за тебя, что Жуковского не будет в Царском Селе. Пожалуй, давай готовить альманах: дорожная котомка нашего маленького Гримма-пилигрима у меня в руках. Пили Гримма, да и полно! Страниц дватцать или тритцать напилим славных. Я изготовлю литтературный отчет о примечательнейших произведениях нашего книжного урожая и так и быть по поводу сему прочту и Росславлева, которого еще не читал и потому не бранил и не браню. Между тем ты собирай стихи свои и других. Напишем к Баратынскому, который удрал в Казань с Энгельгардтовским семейством. Дай повесть, одну из повестей своих; закажи другого Бетговена Одоевскому, поставим на ноги Киреевского, запоем иже-херувимы пред кликушею-Жуковским и чорт что-нибудь из него выломает. Войдешь ли в переговоры с Сомовым и будешь ли требовать его интервенции, или нон-интервенции? Только не откладывай дела в длинный ящик и приступим к работе. Составим и некрологический список за нынешний год. Матушка холера поможет и сохрани нас боже попасть самим в этот список. Между тем ты и Баратынский заготовьте статью о Дельвиге. Разговор о Годунове, сказывают, Филимонова: он Филимонами и пахнет.

Мой друг! не хочешь ли лимонов? Тьфу, что за гадость Филимонов!

Мой Фон-Визин еще не в ценсуре. На досуге хочу его пересмотреть и выправить. Бог знает, когда я к Вам. Пока есть и дело в Москве, да и в Петербурге дело без меня обойдется. Прости, моя душа. Продолжай бояться холеры, то есть писать ко мне. Жена моя и все наши, в том числе и Мещерские, тебе и жене твоей сердечно кланяются. Как ты ни мил и ни умен, а всё жене твоей, я думаю, скучно, то есть грустно в Царском Селе. — Тургенев не спешит также к холере. Дмитриев был совсем на мази к Вам ехать и дормез только что не заложен, а уложен, но за холерою остался. Здесь кто-то был призван в суд за оскорбительные слова на счет холеры. Это не шутка, а факт. Чадаев выезжает: мне всё кажется, что он немного тронулся. Мы стараемся приголубить его и ухаживаем за ним.

Между тем сколько есть истинно прекрасного и прекрасно истинного в сочинении его религиозном.

15-го. Юсупов сегодня умер частью от холеры, частью от удара, частью от 80 лет. Третьего дни ужинал он еще в клубе.

[А. И. Тургенев:]

В письме к Чад.[аеву] о его рукописи много справедливого. Поставь на место католицизма — христианство, и всё будет на месте; но в том-то и ошибка его и предтечей его: Мейстера, Бональда, Ламене, Свечиной. — На словах и в записочках я часто бесил сию превосходно мыслящую четверку тем же замечанием; но они не сдаются ни на рассуждения, ни на историю, в коей видят только Рим и церковь, а не мир и религию. Чадаев попал на ту же мысль, или лучше увлечен ими на ту же дорогу, хотя он — выслушивает и другую сторону: т. е. читает и протестантов; но находит в них или подтверждение своему взгляду на историю, или слабые доказательства, кои спешит обессилить, или устраняется от состязания когда доводы противников слишком сильны. — Это кабинетное занятие было бы спасительно и для его ментально-физического здоровья, о котором пишу к Жуковскому, — но болезнь, т. е. хандра его, имеет корень в его характере и в неудовлетворенном самолюбии, которое впрочем всем сердцем извиняю, и постигаю. Мало по малу я хочу напомнить ему, что учение христ.[ово] объемлет всего человека и бесконечно, естьли, возводя мысль к небу, не делает нас и [на земле] здесь добрыми земляками и не позволяет нам уживаться с людьми в англ.[ийском] Московском клобе; деликатно хочу напомнить ему, что можно и должно менее обращать на себя и на das liebe Ich [586] внимания, менее ухаживать за собою, а более за другими, не повязывать пять галстуков в утро, менее даже и холить свои ногти и зубы и свой желудок; а избыток отдавать тем, кои и от крупиц падающих сыты и здоровы. Тогда и холеры и гемороя менее будем бояться: до нас ли? сказал один мудрец в 30 лет, за жизнь коего в Царе-граде, во время греческого восстания, страшился брат в П.[етер]Бурге. Тогда и жизнь и смерть — и болезнь — и всё получит смысл; но не это письмо: à l'impossible nul n'est tenu.

586

свое любезное „я“.

Ex-garçon des cultes. [587]

630. П. В. Нащокин — Пушкину. 15 июля 1831 г. Москва.

Любезный Александр Сергеевич, давно я к тебе не писал, всё было некогда, и теперь пишу пот гитару и пот разные анекдоты. Я на счет твой совершенно

покоен зная расположение Царского Села, холеры там быть не может — живи и здравствуй с Натальей Николаевной, которой я свидетельствую свое почтение — я уверен, что ты не смотря на все ужасные перевороты, которые тебя окружают — [ты] еще никогда не был так счаслив и покоен как теперь — и для меня это не нечего; без всякой сантиментальности скажу тебе что мысль о твоем положении [588] мне много доставляет удовольствия; о себе говорить нечего, лечусь и точно такой как можно [589] без тебя мне быть, коли не развлечен какими неприятными делами — тогда очень скучно, читаю теперь 1-ый том Карамзина, гулять не хожу — сижу дома, гости те же и я к ним привык как мельник к шуму колес своей мельницы. Новостей много слышу, пересказать не одну не могу — одна новость для тебя [это] Юсупов умер. Не знаю почему а мне было его жаль — [не зн[аю]]вреда кажется он не кому не делал — ибо никто не жаловался, а про добро не знаю, — умер же умно и равнодушно как мне рассказывали. Ему предложили перед смертью за час исполнить християнский долг — на что он спросил — разве пора, и послал за свещенником; — на кануне был в клубе. Кстати Александр Сергеевич, так как ныне смерть поступает и решает жизь человеческую уже не гражданским порядком а военным судом — т. е. скоро и просто, в таком случае буде она до меня доберется, то прошу покорно по всем векселям моим взыскать деньги, копитал храни где хочешь — а проченты половину на воспитание сына если не умрет, ибо твоей кресницы уже нет, — а другую на содержание матери, — я еще не думаю — а всё-таки лучше сказать прежде — и это только в таком случае когда я сам не успею распоредится, обременять же тебя я не хочу ни какой обязанностию — но зная твое доброе сердце — ты бы сам [это сделал] их не оставил, — не думай чтобы я был в мерлихлюндие, со всем нет, я очень покоен — и в доказательство расскажу тебе [презабавный] анекдот про Лиску. — О.[льге]А.[ндреевне] приложили к груди пластырь. Мисосиха как горнишная потакунья, говорит за чем Вы Ол.[ьга] Ан. [дреевна] прикладываете пластырь и всё лечитесь? — чтоб волосы росли: — в следствие сего ответа, Лиска как она успела, ее дело, намазала пластырь, и приложила там где еще у нее голо — какова девка, — теперь только и [разговору] наказания — каков Лиски пластырь — Ай да Мисосиха! —

587

Нельзя ни от кого требовать невозможного. Бывший служитель культов.

588

Было: что твое положение

589

Переделано из должно

С Тагоновским говорить еще рано, и прошу тебя оставить это дело на мое попечение, и самому не беспокоится, и верно я лучше его сделаю чем бы я для себя [c]делал, надо говорить когда деньги в руках — а теперь только может быть пустой разговор, не к чему не служащий. Все тебе кланяются кого только вижу. — Пробежал я где-то Разговор о Борисе Годунове Учителя с Помещиком, — очень хорошо — и кто написал ни как сего не воображает что лучше и похожее описать [разговор] разговором — суждений наших [самонадеянных [590] литераторов] безмозглых грамотеев семинаристов ни как не льзя — это совершенный слепок с натуры; думая написать на тебя злую критику — написал — отрывок — достойный поместить в роман; прочти сделай одолжение, ты по разговору узнаешь говорящих, и еслиб осталось место, я бы рассказал рост их, в чем одеты, словом сказать прекрасно — Валтер Скот совершенный. Прощай Александр Сергеевич. Пиши брат почаще, когда мне писать к тебе весело, то можешь вообразить [как] что получать гораздо веселее; Натальи Николаевне не знаю что желать — всё имеет в себе и в муже. [591] Себе желать [592] только могу чтобы Вас когда-нибудь да увидеть. Прощай Добрый для меня Пушкин — не забывай меня, никого не найдешь бескарыстнее и более преданного Тебе Друга как

590

Далее вписано и зачеркнуто: неве[жд]

591

в муже переделано из с мужем

592

Переделано из желаю

П. Нащокина. 15-го июля.

631. П. А. Плетневу. Около (не позднее) 16 июля 1831 г. Царское Село.

Я надоедал тебе письмами и не знал о твоем огорчении. Вчера только сказали мне о смерти нашего доброго и умного слепца. Зная твою привязанность к покойному Молчанову, живо воображаю твои чувства. Час от часу пустее свет, пустей дорога перед нами. Тяжелое время, тяжелый год. По крайней мере [радуюсь] утешаюсь, зная что ты в своем Патмосе безвреден и недостижим. Но кажется зараза теряет свою силу и в П.[етер]Б.[урге]. Мы, уже обстрелянные в Москве и Нижним, равнодушно слышали приближающуюся перестрелку; но сколько знакомых жертв! однако ж кроме Молчанова, никого близкого к сердцу, кажется, не потеряли. У нас в Ц.[арском] С.[еле] всё суетится, ликует, ждут разрешения царицы; ждут добрых вестей от Паскевича; ждут прекращения холеры. С моей стороны жду твоего письма; уверен, что ты и все твои здоровы, так как я всегда был уверен в жизни и здоровьи своем и своих.

Адрес: М. г. Петру Александровичу Плетневу. В С. Петербург на Кушелевой даче у Самсониевой заставы.

632. M. Л. Яковлев — Пушкину. 16 июля 1831 г. Петербург.

1831 июля 16.

Наконец, после долгих и многих сборов, баронесса Софья Михайловна расстается на днях с Петербургом. — Царское Село оцеплено, след.[овательно] она с тобою не увидится и след.[овательно] проценты (125 р.), о которых я тебе прежде писал, не можешь ты ей отдать лично — а деньги ей нужны и весьма нужны. Нельзя ли тебе, друг сердечный, переслать их на мое имя: чем скорее, тем лучше.

Адрес мой следующий:

Михайлу Лукьяновичу Яковлеву. Во 2-м Отделении собственной ее величества канцелярии.

633. M. Л. Яковлеву. 19 июля 1831 г. Царское Село.

Деньги мои, любезный Михайло Лукьянович, у Плетнева. Потрудись, сделай одолжение, съездить к нему, но как он человек окуратный, то возьми с собою вексель мой, и надпиши, что проценты получены. Попроси его от меня написать мне три строчки и переслать деньги, в коих я нуждаюсь. Если он сидит на даче, опасаясь холеры, и ни с кем сношений не имеет, то напиши мне об нем, здоров ли он и все ли у него здоровы.