Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Меня очень беспокоило Ваше намерение ехать на Кавказ, я боялась опасности от войны. Если там нет опасности от регулярной войны, то она есть от набегов разных турецких отпрысков. Пожалуйста, будьте осторожны, Петр Ильич.
Хочу повторить Вам на расставание, что какое бы далекое расстояние ни разделяло нас, не забудьте нигде, Петр Ильич, что имеете во мне самого искреннего друга, всегда готового принять участие во всем, что Вас касается. Для писем и для телеграмм у меня один и тот же адрес. Далее же о каждой перемене адреса я буду Вам сообщать.
Я предполагаю пробыть у себя в деревне до половины августа, а тогда, если не будет войны с Австрией, то поеду за границу, но не решила еще куда.
Я надеюсь, Петр
Затем, Петр Ильич, до свидания в письме. От всего сердца жму Вашу руку и прошу не забывать душою преданного Вам друга
Н. фон-Мекк.
Р. S. Вас, быть может, удивит такая тщательная упаковка этого письма, но это потому, что конверт слишком транспарантен и сквозь него можно читать письмо.
17. Чайковский - Мекк
[Москва]
27 мая 1877 г.
Благодарю Вас за милое, доброе и дружеское письмо Ваше, многоуважаемая Надежда Филаретовна! Оно тем более дорого мне, что незадолго до получения его меня снова стала терзать совесть за то, что я как бы несколько злоупотребил Вашей изумительной добротой и щедростью. Но не будем больше говорить об этом. Знайте только, Надежда Филаретовна, что моя благодарность к Вам никогда не иссякнет и что я всегда буду помнить, сколько Вам обязан.
Теперь у нас экзамены приближаются к концу. Я очень устал и от них и от разных других забот, сопряженных с отъездом. Кроме того, есть еще одно обстоятельство, очень тревожившее меня. Я ничего не могу писать Вам об нем теперь, но уже, вероятно, в следующем письме моем я разъясню Вам, в чем дело и чем все это кончатся. Больщое счастье, что материальные заботы не усложняли моих душевных тревог, а то я заболел бы, мне кажется.
Я еду в воскресенье в деревню к К. С. Шиловскому, очень милому человеку, живущему со своей не менее милой супругой и семейством в своем имении близ Нового Иерусалима. Я буду иметь в своем распоряжении целый флигель и фортепиано. Хочу усердно приняться за сочинение оперы. Шиловский, по моему указанию, составляет мне либретто, взятое из поэмы Пушкина “Евгений Онегин”. Неправда ли, мысль смелая? Те немногие люди, которым я сообщил о своем намерении написать оперу с этим сюжетом, сначала удивлялись моей затее, а потом приходили в восторг. Опера эта будет, конечно, без сильного драматического движения, но зато будет интересна сторона бытовая, и потом сколько поэзии во всем этом! Одна сцена Татьяны с няней чего стоит! Если только я обрету то спокойное состояние духа, которое потребно для сочинения, то чувствую, что текст Пушкина будет действовать на меня самым вдохновляющим образом.
Симфонию свою я окончил, т. е. в проекте. В конце лета буду инструментовать ее. Я слышал, Надежда Филаретовна, что Вы никогда не соглашались на посвящение Вам пьес. Вы сделали для меня исключение, за которое премного Вам благодарен. Но если Вам неприятно, чтобы имя Ваше стояло на заглавии симфонии, то, если угодно, можно обойтись и без этого. Пусть Вы и я будем одни знать, кому посвящена симфония. Пожалуйста, распоряжайтесь как угодно. Аранжементы, напечатанные Юргенсоном, будут, конечно, продаваться в мою пользу, хотя мы еще и не уговорились насчет подробностей. Юргенсон поступил неправильно, поставив на заглавном листе выражение “собственность издателя”, но это произошло от недосмотра. Благодарю Вас тысячу раз и за этот подарок.
Адрес мой следующий: Моск[овская] губер[ния], в заштатный г. Воскресенск, оттуда в сельцо Глебово, Константину Степановичу Шиловскому.
Желаю Вам счастья, здоровья и всякого благополучия, добрая Надежда
Ваш П. Чайковский.
Р. S. Разумеется, я буду уведомлять Вас о всех переменах моего адреса. Насчет Кавказа я еще ничего не решил.
18. Мекк - Чайковскому
Браилов,
26 июня 1877 г.
Давно уже я ничего не знаю об Вас, милый Петр Ильич, а Вы не знаете, сколько радости доставляют мне Ваши письма, и не знаете, как мало радости имеют люди, кончающие жить.
В настоящем письме прежде всего я хочу поздравить Вас с. наступающим днем Вашего ангела и пожелать Вам при этом, как и всегда, здоровья, радостей, счастья, которых Вы так достойны, как редко кто.
Если этот день Вы будете проводить в кругу Ваших друзей, то вспомните, что далеко от Вас (по расстоянию) находится человек, который любит Вас самым искренним, задушевным чувством, который мыслями и сердцем будет в этот день с Вами, а здесь будет пить Ваше здоровье с самыми горячими пожеланиями Вам всего лучшего в жизни.
Скоро месяц, что я живу в очаровательной Украине, но настоящий южный жар мы испытываем только два дня, и то с перемежающимся дождем, и все-таки здесь так хорошо, что я постоянно жалею, что Вас здесь нет; Ваша поэтическая натура вполне оценила бы этот прелестный край. В нем нет особенно выдающихся, грандиозных сторон природы, но он имеет такой постоянно милый, приветный характер, что мирит человека с жизнью, успокаивает больной мозг его.
Мои забавы здесь - это музыка, править лошадью на шарабане, катанье на лодке, стрельба из револьвера в цель, не заботясь о том, чтобы попасть в нее, игра на биллиарде, чтение и прогулки пешком. Занятия: дела по именью и сахарному заводу, с которыми я имею много хлопот, потому что требуется много людей, а Вы знаете, что хороших трудно достать. На днях я собираюсь съездить в Одессу.
Домашнее общество у меня очень большое: старшая дочь, Беннигсен, с мужем и ребенком; вторая дочь, моя собственная, потому что не замужем, третья - девятилетняя, и четвертая - Ваша знакомая Милочка, и как чаще ее зовут в семействе, Bebe; эта девочка очень твердо знает Ваше имя и Ваш портрет; Затем сыновья: два мальчика - правоведы, и два - семи и восьмилетние; потом идут две француженки, две немки, двое Ваших учеников - Пахульский и Данильченко, студент, выдержавший на кандидата прав, и англичанин, гувернер старших мальчиков. Сверх того, главный управляющий, директор фабрики и много служащих. Я не сказала Вам еще, что и другой мой сын выдержал экзамен и поступил прямо в Правоведение и щеголяет уже в форме, которая его очень забавляет.
Расскажите теперь Вы мне, Петр Ильич, что Вы поделываете в деревне. Мне так приятно, так хочется знать об Вас все. Правда ли, что Вы были в Киеве? Мне говорили, что видели Вас на улице в то время, когда и я была в Киеве. Вы, вероятно, теперь работаете над Вашею новою оперою. Я не позволю себе никакой критики либретто, избранного Вами, но скажу с уверенностью, что музыка будет гораздо выше сюжета. По этому поводу я скажу Вам, что я сторонница Писарева и поклонница Чернышевского; из этого Вы поймете мое отношение к Пушкину. Из поэтов той школы я люблю только Лермонтова. Новою же оперою Вашею я заранее восхищаюсь, потому что меня приводит в восторг видеть, как могущественно, как неудержимо вырываетесь Вы из той рамки, в которую ставите себя сюжетом (как это есть уже в “Опричнике”), как оставляете за собой этот ничтожный романтизм и улетаете в высшие сферы человеческих чувств и великих, часто неразрешимых вопросов. О, как я тогда восхищаюсь Вами, как поклоняюсь Вам! Ваша опера будет прекрасна, потому что восхитительно видеть, как орел вырывается из клетки и уносится далеко и высоко. Что за божественное искусство музыка и какую. власть оно дает своим избранным служителям!