Переплавка
Шрифт:
— А я и сейчас верю, — вставил своё слово Серёжка.
— Старый мост — известнейший памятник, — ответил Стригалёву Валерка. — Не может быть, чтобы о нём не осталось вообще никакой информации. Ведь у вас же есть глобальная информационная сеть. Нам рассказывали.
— Да есть, конечно, — снова встрял нетерпеливый Серёжка.
— Есть такая сеть, — подтвердил Стригалёв. — В ординаторской имеется терминал доступа. Прекращаем просмотр, и я иду искать что сохранилось про этот мост?
— Не надо. Вы же собор хотели? Он дальше будет, — сообщил Паоло.
— Не
Понятно было бы, если укрепления на концах моста: для защиты от врагов. А по сторонам-то зачем? Вместо перил, что ли, чтобы с моста не падали?
Оказалось, совсем для другого. Паоло объяснил:
— В Средние Века в них были лавки. Мост — место людное, торговля хорошо шла.
— Улёт, — блеснул глазами Серёжка. — А чем торговали?
— Всяким разным. Сначала кожевники поселились. Им ведь для выделки кожи много воды нужно была, а тут она в двух шагах. Потом мясники. А потом великий герцог Фернандо Первый всех их выгнал, потому что ему запахи не нравились. И лавки заняли ювелиры: их ремесло не пахнет.
— Ишь какой нежный…
— Да уж… Герцоги — они такие…
— У нас не такие, — возразил Серёжка. — Вот у немцев в Нуэр-Позене главный — герцог. Точнее — херрцог, так они говорят. Любую тушу разделает не хуже профессионального мясника.
Собственно, у херрцога Альфреда-Густова прозвище было как раз «Мясник». Правда получил он его не за умелую разделку туш, а за скорый и беспощадный херрцогский суд, после которого он зачастую самолично творил над виновными расправу.
— А это что такое наверху моста? — задал вопрос Стригалёв. — На галерею какую-то похоже. Такое впечатление, что мост двухъярусный.
— Он действительно двухъярусный. Это коридор Вазари, он ведет из двоца Питти в галерею Уффици.
— Потайной ход. Классно! — откомментировал Серёжка.
— Какой же он потайной, если его отовсюду видно. Просто дополнительный ход сообщения. Вот в Старом дворе, там да. Там настоящие потайные ходы, — решил блеснуть знаниями Никита.
— И ты в них бывал?
— Немного. Думаю, что не во всех, — честно признался мальчишка.
— Все ходы там знают только гиды, — с чувством легкого превосходства заявил Паоло. — Да и то не все, а только самые опытные. Ну что, смотрим дальше?
— Давайте.
Валерка снова ткнул электопером в экран. Показ возобновился. С набережной реки съемки перенеслись в какой-то двор П-образного здания.
— Галерея Уффици, — пояснил Паоло.
Ни у врача, ни у пионера его слова не вызвали никаких эмоций. Похоже, об одном из знаменитейших музеев Земли в этом мире памяти не осталось.
Зато когда в объектив попала площадь Сеньории, зрители оживились.
— Ой, я эту скульптуру помню, — заявил Серёжка. — У нас в учебнике по истории такая картинка была.
— Не может быть, — тихо ахнул Стригалёв. — Это же «Давид» Микеланджело.
— Это копия, — разъяснил Паоло. — Оригинал находится в Старом дворце.
— А где этот Старый дворец?
— В кадре, — усмехнулся подросток.
На экране очень подробно
— Значит, там внутри музей? — спросил Серёжка.
— Сейчас да, — ответил Паоло.
— А раньше что было?
— Много чего. Сначала там находилось городское самоуправление. Потом жили великие герцоги Токсанские. Потом снова самоуправление. Парламент итальянский заседал, когда Флоренция была столицей Италии.
— Столицей? — удивился Никита. — А как же Рим?
— Рим тогда в Итальянское королевство не входил.
— Как это не входил? Куда же он входил?
В сознании Никиты Рим был так же крепко привязан к Италии, как Париж к Франции или Москва к России. Бывали в истории всякие извращения, за пределами России оказывались русские города Колывань (тогда он даже назывался иначе — Таллин), Киев, Чернигов… Даже Севастополь одно время находился за пределами того, что тогда называлось «Россия». Всё это мальчишка знал. Но чтобы представить себе раздельно Россию и Москву, его воображения не хватало.
— Рим тогда находился под управлением Римского Папы. И даже государство такое было — Папская область, — разъяснил Валерка.
— Вон оно как… Понятно.
Между тем киношные Валерка и Паоло немного попозировали на фоне Старого дворца, потом некоторое время в кадре были только узкие улочки города. На это смотрели молча, лишь Серёжка слегка вздохнул:
— Красиво.
Нуэр Позену до Флоренции, конечно, было далеко, чего уж тут скрывать.
А потом на экране возникла Соборная площадь, огромный величавый храм, и рядом с ним высокая, устремленная к небу башня, облицованная разноцветным мрамором: белым, зелёным и розовым.
— Красотища… — прошептал потрясенный Серёжка.
— Да, это он, тот самый собор, — произнес Стригалёв. — А что за башня рядом?
— Колокольня, — ответил Паоло. — Её строительство начинал Джотто.
— Джотто? Тот самый знаменитый художник? — переспросил врач.
— Да, тот самый, — подтвердил подросток.
— Надо же, он был ещё и архитектор…
— Признанный архитектор. Его пригласили продолжить строительство собора после смерти ди Камбио. Но он тоже вскоре умер, успев сделать очень немногое. Но вот еще и строительство колокольни начал.
Хотя, конечно, для Средневековья это неудивительно.
Выяснилось, что друзья-приятели не отказали себе в удовольствии запечалиться на Соборной площади. И у подножия колокольни, и перед самим Санта-Мария дель фьёре и ещё возле невысокого многогранного строения, стоявшего напротив входа в собор и оформленного в той же манере, что и они.
— А это что такое? — полюбопытствовал Стригалёв, с интересом разглядывая украшенные металлическими платинами с чеканными панно большие двухстворчатые двери здания.