Переплетения
Шрифт:
– И что?
– Она повесилась через несколько дней, а в прощальном письме написала, что больше не в состоянии жить.
– Эффективная терапия, – пробормотал Шацкий.
– Вам кажется, что вы шутите, а на самом деле вы правы. Откуда уверенность, что ранняя смерть – всегда потеря? Что это всегда худший выход? Что нужно любой ценой от нее спасаться? Вдруг после жизни возникает нечто большее. В душе каждого из нас существует потребность, чтобы его жизни пришел конец. У некоторых она проявляется раньше. Понимаете вы это?
– Понимаю, но не принимаю.
– Вам нужно быть всемогущим, раз вы хотите стать
Терапевт стоял рядом с Шацким у балконного окна. По Груецкой в сторону центра мчалась, сигналя, машина «скорой помощи». Пронзительный звук нарастал. Рудский закрыл окно, и в комнате установилась полная тишина.
– Видите ли, все происходит от любви, – сказал он. – Кася убила себя, чтобы помочь Теляку и забрать с собой часть его вины. А вы говорите, что любой ценой нужно становиться на пути смерти. Как можно не уважать такого прекрасного акта любви и самопожертвования? Необходимо принять дар этого ребенка. Иначе после смерти он будет чувствовать себя отвергнутым. Любовь просто существует, не имеет возможности влиять. Она бессильна. И так глубока – до боли. Глубокая связь и боль принадлежат друг другу.
– Красиво звучит, – возразил Шацкий. – Но и только. Мне трудно поверить, что кто-то совершает самоубийство из-за того, что его отец убежал из дома. Человек отвечает за свои поступки.
– Нельзя не запутаться, говорит Хеллингер.
– Можно быть свободным, говорю я.
Рудский засмеялся. Смех превратился в приступ кашля. Он убежал в ванную, а когда вернулся, вытирая мокрое лицо полотенцем, сказал:
– А вот можно ли быть свободным от еды? В системе никто не бывает свободным.
Жутко разболелась голова. Он сел в автомобиль, позволил «Флойдам» тихонько играть «Hey You» и проглотил таблетку ибупрома [40] . Открыл окошко и попытался упорядочить свои мысли. Теперь он понимал, почему никто из участников расстановки не показал на врача во время допросов. Терапевт был наблюдателем, который стоял в безопасном месте и не участвовал в буре чувств, разыгравшейся под крестообразным куполом маленького зала на Лазенковской.
40
Ибупром — популярные таблетки от головной боли.
Что случилось ночью с субботы на воскресенье? Он ясно представил себе каждую сцену. Погруженный во мрак зал, желтый свет натриевых фонарей на улице, тени колонн, передвигающиеся по стенам, когда на улице проезжает автомобиль. Хенрик Теляк, стараясь как можно меньше шуметь, выбирается из здания. Он думает, что никто его не видит, но это не так.
Потому что его видит Барбара Ярчик. Женщина, которая несколько часов назад потеряла сознание, не выдержав эмоций жены Телята. Предположим, неохотно подумал Шацкий, что Рудский прав и существует поле, позволяющее во время расстановки чувствовать эмоции других людей. И Ярчик почувствовала эмоции Телятавой: ненависть, отчуждение, злость и боль, вызванную
Но если все так, смогла бы Ярчик после этого не забыть стереть следы от пальцев? Сумела бы так хорошо лгать? Пошла бы позже сама «найти» труп или подождала бы, чтобы это сделал кто-то другой?
Сцена вторая. Теляк идет чрез зал. Думает, что его никто не видит, но это не так. Каим глядит на него и в очередной раз в этот день испытывает пронзительную боль в сердце. Поле продолжает действовать. Каим думает об умершей сестре и о том, сколько ему осталось жить. Хочет задержать Теляка и закончить терапию, спасти «себя». Но Теляк не хочет оставаться. Каим настаивает. Теляк отказывается и идет к выходу. Каим закрывает ему дорогу и наносит удар.
Именно в этом случае – Шацкий был уверен – Каим быстро пришел бы в себя, убрал, стер отпечатки. И сумел бы убедительно лгать.
Сцена третья. Теляк думает, что никто его не видит, но это не так. Квятковская, его умершая дочь, наблюдает за ним из темного угла. Наподобие духа. Возможно, думает, сколько прошло мимо нее – лет жизни, радостей, путешествий, мужчин, детей. Она лишилась этого ради того, чтобы помочь человеку, который теперь удирает. Ему безразлична ее жертва, неважна ее смерть. «Почему ты уходишь, папа?» – спрашивает она, выходя из тени. «Ты с ума сошла? Я не твой отец», – отвечает Теляк и пытается пройти мимо. «Как ты можешь? Я ведь столько сделала для тебя», – с упреком говорит Квятковская. Печаль и жалость смешиваются с гневом. «Ты жопа, ничего не сделала. Иди лечись, женщина!» – говорит взбешенный Теляк. И Квятковская наносит удар.
Порошок начал действовать. Шацкому полегчало, и он милостиво позволил Уотерсу спеть Bring the Boys Back Home, слегка увеличив громкость. Позвонил Кузнецову и поехал в комендатуру. Ему хотелось поговорить и заодно осмотреть бумажник убитого. Не то чтобы это имело особое значение, но фигура Телята являлась ключевой в этом деле. Чем лучше он его узнает, тем больше вероятность понять мотив убийцы. Либо мотив виртуального убийцы, завладевшего сознанием другого человека.
Боже мой, не слишком ли все, к гребаной матери, перепутано? – подумал Шацкий, ожидая, пока светофор даст ему свернуть с Прушковской на улицу Жвирки и Вигуры.
В столовке комендатуры «Центр» на Волчьей Кузнецов заказал чай с пирожным, a Шацкий – томатный сок. Он и без того перебрал кофеина во многих чашках кофе и чая у Рудского. Рассказал полицейскому о вчерашних допросах и сегодняшнем визите к терапевту.
– Ну и закручено, – констатировал Кузнецов, безуспешно пытаясь отломить вилкой кусочек пирожного так, чтобы взбитые сливки не разлетелись во все стороны, – то есть в некотором смысле и жена Телята, и его сын – тоже подозреваемые.