Перепутье Второе
Шрифт:
— Как вы сказали — Санги Бо? Имя вашей прекрасной матушки у всей Империи на слуху, а вот имя вашего наставника мне ничего не говорит, к великому моему стыду…
— Что? Что, мой птерчик? — неожиданно и громогласно в покоях очутился его светлость маркиз Короны, и маркиза Тури немедленно заткнула пальчиками уши. Зато его сиятельство совершенно не испугался громоподобных рыков своего отца и быстро пополз к нему навстречу, мгновенно забыв и про шарики, и про каминную золу. — Ты не слышала про Санги Бо??? О, богини и боги, пылиться вам в дороге!.. Вот и совершай после этого бессмертные подвиги во славу Империи и
— Хогги, потише…
— А что — потише, когда тут на моих глазах затирают имена героев! Э-э, сынок, нос мне самому пригодится… и глаз тоже… Так вы что тут, не ели? Ах, меня ждали? Признателен. Нута, прими его сиятельство… и срочно переодень, а мы тут пока…
Взаимная симпатия рыцарей, таких разных по облику и манерам, обещала быстро перерасти в дружбу, тем более, что выяснилось: не только отец, но и наставник юного князя дружил с дедом маркиза Хоггроги, маркизом Лароги Веселым, и они все вместе избывали в тюрьме немилость покойного Государя… Выяснилось, к общему смеху, что князь Докари любит вино еще меньше маркиза Хоггроги, который свой кубок опорожнил едва ли на одну пятую часть, предпочитая вину цветочный взвар и простую воду…
— …А Тури в это время отлучилась переодеться к ужину.
— Хогги, ты меня пугаешь.
— Слушайте же с терпением, судари и сударыни! Он ползет, лопочет что-то такое детское, а я смотрю, что дальше будет… Но, на всякий случай, ножны все-таки надел…
— Хогги, о, Владычица Земная!..
— Да перестань ты меня перебивать, друг мой!.. И вот он подползает поближе… А ведь там много чего лежало: и камешек правежный, и масленка, и кисточки шелковые… Не-ет, он сразу хвать за рукоять! И в рев! Меч-то жжет непривычную руку, можете поверить мне на слово. И стрекочет, и студит, и…
— Хогги, ты хочешь, чтобы у меня был разрыв сердца!
— Моя светлость! Глянь на молодца — он ведь жив здоров, при чем тут сердце? Он в рев, руку отдернул… а потом — цап еще раз!
— О, мой бедный птерчик! Нута, дай его сюда! Вот почему у него была красная лапка, ему было больно! Жестокие дикари! Тори, иди скорее к маме, мама тебя пожалеет!..
— Что значит больно? Он мужчина и воин, и был рад, что уже способен взять меч в руки!
— Да, но своим криком ты можешь распугать весь мир, включая дорогого гостя, нас с Тори, и прислугу. И даже охи-охи, который, в отличие от тебя, ведет себя тихо и посуду не бьет.
— Я тоже не бью, просто кубок под руку попал…
В покои время от времени входили слуги, одетые по-охотничьи, шептали что-то на ухо его светлости, и он, на правах главы дома, отвлекался с извинениями, а потом опять входил в общую беседу.
— Как… В таком юном возрасте, князь? Не рановато ли?
— Можно подумать, Хогги, что ты, когда на мне женился, был намного старше… Так вот чьи предписания вы выполняете, сударь Докари? И вы ее искали столько лет?
— Да, сударыня. Как выяснилось — и она меня. Она была невольно введена мною в заблуждение и разыскивала меня в гладиаторских отрядах и цирках по всей Империи. А я ее по всему городу Шихану. Гм… почти по всему. Шихан — это столица одной из наших провинций
— Боги! Как красиво люди живут!.. Видишь, Хогги, а ты говоришь, что чудес на свете не бывает!
— Чудеса как раз бывают, и одно из них я хотел бы предложить его
Докари Та Микол широко раскрыл глаза, в ответ на слова хозяина замка, и даже охи-охи Гвоздик заерзал, завозился под столом, пополз наружу.
— Простите, маркиз, мое тугодумство… но мне послышалось… Охота?
— Да, сударь. Там, в пещерах, буквально в нескольких долгих шагах от замка, выслежен и обложен матерый цуцырище. Хоть он и горный демон, а деваться ему некуда. Так что…
— О-о, сударь! Я и Гвоздик… неудобно, право, злоупотреблять… мы в столице отнюдь не избалованы хорошей… Ну конечно, я был бы счастлив! От такого удовольствия простой смертный отказаться просто не в силах! Цуцыря в охотничьих угодьях маркизов Короны! Да я буду хвастаться этим годами! А как — на рогатину, горулями, либо в мечи? Ох, сударыня, однажды, на большой дороге, мне посчастливилось изучать на половинках одного невероятно огромного цуцыря удар мечом вашего несравненного супруга! Мне он потом снился, этот удар, я так ему завидовал!
— Да что вы говорите? Наверное, это было целое произведение искусства?
— О, да, сударыня! Но конечно же мне, увы, никогда не повторить…
Маркиз Хоггроги самым решительным образом прервал восторги молодого князя:
— Как угодно! Хоть на рогатину, хоть как. Наверное, вы хотите взять вашего Гвоздика?
— Если только это не против местных правил и не составит вам неудобств.
— Ни малейших, сударь! Берите, конечно, он мне симпатичен. Однако, от горулей тогда придется отказаться, иначе в пылу охоты они с цуцырем порвут их всех, прежде чем доберутся друг до друга… если я правильно понимаю повадки этого милого создания… Решено: с вашим Гвоздиком, с рогатинами — но! С мечами за спиною: вы мой гость, вы почти молодожен, вы посланник Его Величества, цуцырь здоров и зол… Я должен заботиться о вашей безопасности. Но зато, если повезет, добудем попутно пару нафов. Расплодились, твари.
— Боги! Как я мечтал отдохнуть на охоте. И вдруг! Это как в сказке!
Маркиза Тури поочередно смотрела то на одного рыцаря, то на другого, даже и не пытаясь скрыть сожалеющей улыбки.
— Что с тобой дорогая? Что ты на нас так смотришь, как будто мы стянувшие столовое золото домовые?
— Нет, ничего. Просто я подумала… Когда великие боги, на заре времен, создавали мужчину, они совершенно не позаботились о том, чтобы напитать разнообразием его чаяния и помыслы, уделив основное внимание крепости рук, ног и спины. Или, уж совсем кратко: все мужчины одинаковы… А я так надеялась, что мне дадут угостить нашего юного князя мирной и красивой птериной охотой…
— Но я к вашим услугам, сударыня, вам стоит только пожелать…
— Ну уж… Кто я такая, чтобы встревать между двумя сударями, исполненными благородного охотничьего пыла, и их цуцырем… Пойду, прикажу собрать вам походный обед, если, конечно, вы не вздумаете зажарить добычу на углях…
— Ого, мой друг! Вот ты чего нам возжелала, чтобы мы цуцыря ели? Демоны несъедобны!
— Да знаю уж. Мой дорогой, ты не против вареньица на сладкое? Есть еще старые запасы, и до нового урожая близко, но только, чур, вишневое — птерчику… Ох! — Маркиза внезапно перешла на испуганный шёпот: