Пересечение Эйнштейна
Шрифт:
Вокруг очага бродил дракон Волосатого. Я приподнялся на локтях.
— Помочь тебе встать? — спросил Паук.
— А?
— Я снова вспоминаю сонату Кодали.
— О, — я слышал знакомую мелодию, как будто она шла из прохладного песка. — Сейчас.
Я вскочил на ноги. Остальные еще спали.
— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал я. — Я хочу кое-что спросить, это ненадолго.
Ему не хотелось слазить с дракона, и я подошел к своему и тоже взгромоздился на него.
Паук мягко рассмеялся, когда я приблизился:
— Еще пару дней, и ты не будешь с такой готовностью отказываться от нескольких
— Я тоже плохо выспался, — сказал я.
— О чем ты хотел спросить?
— О Киде Смерти.
— Что именно?
— Ты говорил, что знаешь его. Где я могу найти Кида?
Паук молчал. Мой дракон поскользнулся, но восстановил равновесие еще раньше, чем пастух ответил:
— Даже если бы я мог сказать тебе... и даже если это хоть чем-нибудь поможет, то почему я? Кид в любой момент может избавиться от тебя вот так, — он хлопнул по щеке бичом и прихлопнул муху. — Думаю, что Кид невысоко ценил бы меня, если бы я указывал к нему дорогу людям, желающим его убить.
— Я не считаю, что это так важно, если он так уж силен, как ты говоришь. — Я погладил мачете.
Паук пожал плечами.
— Может быть, нет. Но, как я уже говорил, Кид — мой друг.
— Ты тоже в его власти, а?
Это было сложно представить. Я вздохнул.
— Почти.
Я щелкнул кнутом своего дракона, выглядевшего так, как будто он задумался о жизни. Ящер зевнул и потряс гривой.
— Может быть, он завладеет мной. Он говорил, что я буду искать его, пока он сам не приведет меня к себе.
— Кид играет с тобой, — сказал Паук. — Он дразнит тебя и насмехается.
— Он в самом деле всех нас связал.
— Почти, — еще раз подтвердил Паук.
Я нахмурился.
— Но не всех.
— Хорошо, — сказал Паук, направляя дракона в другую сторону, — есть пару людей, которых он не может тронуть. Таким был его отец. Вот почему Кид просил меня его убить.
— Кто они?
— Один из них Зеленоглазый. Мать Зеленоглазого — еще один такой человек.
— Зеленоглазый? — но Паук, как будто, не слышал вопроса. Тогда я спросил о другом. — Почему Зеленоглазый уехал из родного города? Он немного объяснял мне это сегодня ночью, но я не понял.
— У него нет отца, — сказал Паук. Он, казалось, был готов поддержать разговор на эту тему.
— У вас что, не контролируется отцовство? Народные лекари постоянно занимаются этим вопросом в моей деревне.
— Я не сказал, что его отец неизвестен. Я говорю, что отца нет и не было.
Я нахмурился.
— Какова твоя генетическая схема? — спросил Паук.
— Я могу начертить...
Большинство людей, даже в самых отдаленных деревнях, знали свою генетику. Система человеческих хромосом так беззащитна перед радиацией, что знание собственной генетики стало жизненно важной необходимостью. Я часто удивляюсь, почему мы не избрали более удобного способа изображения того, что происходит с нашими, как я бы назвал, сексуальными экспериментами. Все из-за лени.
— Продолжай, — попросил я Паука.
— Зеленоглазый не имел отца, — повторил он.
— Партеногенез? — спросил я. — Это невозможно. Половые хромосомы для рождения мужчин и женщин имеются только у мужчин. Женщина имеет хромосомы, из которых может родиться только женщина. Зеленоглазый, по идее, должен был родиться девочкой, с гаплоидным набором хромосом и,
— Но он человек.
— Это-то и удивительно, — согласился я и оглянулся туда, где спал удивительный юноша.
Паук кивнул.
— Когда он родился, мудрецы полностью изолировали его. Он гаплоид. Но он не импотент и вполне мужчина, если так можно выразиться, хотя и ведет целомудренную жизнь.
— Очень плохо.
Паук снова кивнул.
— Да. Если бы он присоединялся к оргиям летнего солнцестояния или делал бы некоторые успокаивающие жесты на праздниках урожая, это помогло бы ему избежать многих неприятностей и беспокойств.
Я приподнял брови.
— А кто знает, что он не участвует в оргиях? Вы же не держите его на привязи в Браннинге?
Паук засмеялся.
— Да. Но в Браннинге это формальность. Рождаемость поддерживается искусственным осеменением. Предоставление семени — в особенности, если мужчина из важной семьи — обычное дело.
— Звучит очень сухо и безлично.
— Да, но это эффективно. Когда в городе больше миллиона человек... Раньше, когда Браннинг был поменьше, так делалось и у нас. Потом результаты...
— Миллион человек? — перебил я. — В Браннинге живет миллион человек?
— По последней переписи в нем живет три миллиона шестьсот пятьдесят тысяч человек.
Я присвистнул:
— Это много.
— Да уж, даже намного больше, чем ты можешь себе представить.
Я посмотрел на стадо драконов, в нем было не больше трехсот голов.
— А кому нужны эти оргии искусственного осеменения? — спросил я.
— В огромном обществе все должно происходить так: пока общее равновесие удерживается за счет генетического запаса, единственное, что может сохранить гены — это смешивать их, смешивать, смешивать. Но мы стали семейными, клановыми, и в этом плане с Браннингом не сравниться никакое другое место, тем более деревня. Как добиться того, чтобы люди имели не более одного ребенка от одного партнера. В глубинке это достигается за счет нескольких ночей вседозволенности. А в Браннинге этому служат математические расчеты. И семьи должны быть вполне довольны, что имеют возможность завести, скажем, второго ребенка таким способом. Во всяком случае, то, что Зеленоглазый иногда говорит не те вещи не тем людям, то, что он действительно иной и не восприимчив к Киду, и то, что он из уважаемой семьи и несколько осторожен в обрядах осеменения беспокоит многих горожан. Все обвиняют в этом его партеногенетическое рождение.
— Значит, его структура одинакова со структурой его матери, — сказал я. — Это бывает очень редко. Если это будет происходить чаще, мы возвратимся в великий рок и великий ролл раньше времени.
— Ты рассуждаешь, как один из напыщенных дураков Браннинга, — раздраженно сказал Паук.
— Что? Это то, чему меня учили.
— Думай немного больше. Каждой минутой таких изречений, ты приближаешь Зеленоглазого к смерти.
— Что?
— Его уже пытались убить. Подумай, почему он был вынужден уехать. Потому, что некоторые, как и ты, решили, что он представляет собой генетическую опасность для общества.