Пересечение

Серов Владимир

– Не стой! Я же сказал – живее вглубь. Нас же подстрелят!

Словно в подтверждение его слов несколько стрел просвистели совсем рядом с ними. Опытные критские лучники, мгновенно разобравшись в обстановке, снова натягивали свои луки.

Беглецы прыжками, друг за другом, мимо ив и камышей, по только им известным кочкам и корягам, скрывающимся в трясине, забирались все глубже и глубже в болото через зеленые пятна топей, мимо кругляшей стоячей и ржавой воды. Но догнавшая их стрела, ударила мальчику в бедро, свалив его прямо в воду. Дед, подхватив внука на руки, рванул дальше. Ему оставался всего один шаг до спасительных кустов, которые бы полностью скрыли их из вида лучников, когда целых две стрелы впились в его тело. Он еще сумел сделать этот шаг и

упал вместе с мальчиком за поворот на твердую землю, окончательно скрывшись из вида для стреляющих римлян. Те было попытались сунуться на болото за ними, но, застряв несколько раз в трясине, отказались от этой затеи. Тем более они видели, что стрелы попали в цель, и их жертвы вряд ли останутся живыми.

Вечерело. Солнце уже закатилось за лесом, и здесь, среди болот, стало сумрачно и прохладно.

Акауда с трудом выбрался из-под упавшего на него тяжеленного деда и наклонился над ним. Тот, не шевелясь, лежал на груди. Из спины и шеи его торчали две большие стрелы.

– Дед, это я виноват, что задержал тебя! – в отчаянии закричал мальчишка, тряся старого кельта за плечо. На время он даже забыл о раненой ноге.

– Не кричи, сломай обе стрелы, аккуратно переверни меня и помоги сесть. Постарайся сделать все, что я скажу, – заговорил дед. Чувствовалось, что говорит он с трудом, но спокойно и размеренно.

Акауда с трудом надрезал дедовым ножом твердую как кость первую стрелу и сломал ее, затем таким же образом сломал вторую стрелу, быстро надергал и накидал на землю молодого и пока еще совсем низкого мха, затем осторожно перевернул раненого кельта на бок и помог сесть. Тот только коротко простонал сквозь стиснутые зубы. Стрела, попавшая в шею, прошла насквозь, и наконечник торчал из горла наружу. Вторая стрела грудь насквозь не пробила, и конец ее остался где-то внутри.

– Сначала покажи мне свою рану.

Дед посмотрел на раненое бедро внука с торчащей в мякоти в обе стороны стрелой.

– Достанешь у меня из кармана куртки мешочек, там бальзам. – Голос у деда становился все слабее и глуше. – Стрелу сломаешь, выдернешь из ноги, залепишь дырки бальзамом и завяжешь рану тряпкой. Да ты и сам знаешь, чему-то вы у меня научились? А он поможет, – дед замолчал, отдыхая.

В груди у него что-то клокотало, дыхание стало частым и прерывистым.

– Утром пойдешь в поселок. Аккуратно. Вдруг римляне еще там… И остерегайся друида, ничего хорошего от него я не жду. Он меня стращал грядущими неприятностями, но я не думал, что это так скоро… В дальнем правом углу хлева, под половицей… под каменной плитой – тайник. Я сам так и не успел туда. В тайнике золото и, самое главное, черный камень. Камень добыт на нашей земле, полон древней магии, и его предназначение никому не известно. Его нужно хранить любой ценой, а он будет хранить тебя. А когда-нибудь передашь его другому хранителю, сам поймешь когда. Никому не показывай. Да хранят тебя боги!

Он закашлялся и изо рта его пошла кровь. И уже еле слышным шепотом, больше похожим на хрип, закончил:

– Золото с камнем спрячь, и бегом на переправу. Дропус, перевозчик, где останавливались. Скажешь ему все. Он тебя на материк… поживешь там… А потом на восток, за реку Рен 4 , к вождю германцев Мароботу… Мы с его братом… гладиаторами…

Он хотел еще что-то сказать, но кровь хлынула из горла сплошным потоком, он дернулся, опрокинулся набок. Глаза его закрылись, и он затих.

4

Рен (кельт.) – река Рейн.

И Акауда с ужасом понял, что дед скончался, и он остался совсем один. Слезы душили его, в горле стоял комок, и паренек, полный отчаяния, все сидел и сидел рядом с самым родным человеком, так нелепо погибшим по его нерасторопности.

Механически, практически не сознавая, что он делает, Акауда отломил наконечник стрелы, торчащей у него из бедра, за оперение вытянул стрелу из ноги,

залепил ранки в ноге дедовым бальзамом, перевязал рану тряпицей и снова застыл над дедовым телом.

Он не замечал ни сырого бледного тумана, поползшего по болоту, ни тусклых болотных огоньков, то там, то сям замерцавших в темноте, не слышал кваканья одинокой, неведомо откуда так рано появившейся лягушки. Юный кельт весь ушел в себя, погрузившись в скорбное переживание.

Когда Акауда немного успокоился, он стал вспоминать все самое хорошее, что было у него связано с дедом. Конные поездки по родному краю, путешествия на материк вместе с обозом торговцев и посещение весенней ярмарки, обширной и многоликой. Пока торговцы продавали свои товары, стальные и оловянные слитки, украшения и ткани, они с дедом посмотрели много интересного.

Вспомнилась Акауде и их с дедом поездка к огромному храму друидов в центре острова 5 , лигах в семидесяти от их дома. Дед тогда сказал ему, что обязан показать это и предостеречь. Они тогда остановились на пригорке в нескольких лигах от храма. Но и с этого расстояния огромное сооружение подавляло своей мощью, мрачностью и какой-то трагической торжественностью. Тогда дед поведал внуку страшную тысячелетнюю историю этого храма, с его жестоким волшебством и многочисленными человеческими жертвоприношениями. Тогда же он строго-настрого предупредил Акауду о серьезной опасности этого места. Именно отсюда приходили жрецы-друиды во все поселения острова.

5

…к огромному храму друидов в центре острова… – Стоунхендж.

Много что вспомнилось Акауде, связанное с дедом. И только когда наступило утро, он вышел из этого состояния. За ночь все слезы были выплаканы. Надо было делать дело. Чуть повыше на холмике он дедовым мечом и руками выкопал могилу, с трудом затянул в нее тяжелое неподатливое тело, положил сверху его верный меч и засыпал, тщательно утрамбовав здоровой ногой. За эту ночь мальчишка значительно повзрослел.

Солнце висело уже высоко, когда Акауда закончил свое скорбное дело. Он отвел тину, вымыл испачканные в глине руки в желтой болотной воде и огляделся. Кругом было тихо. Легкий ветерок играл молодой листвой на чахлых болотных кустах.

Тишину разорвал резкий крик болотной птицы откуда-то сбоку от него. Акауда вздрогнул и оглянулся на крик.

Совсем недалеко от него в небе появилось резко очерченное черное пятно, даже не пятно, а что-то круглое. Круглое и иссиня-черного цвета. Оно было похоже на огромный зрачок, висящий в небе. Акауде показалось, что он видит этот предмет даже не глазами, а каким-то внутренним чувством. Эта штука висела недалеко и невысоко от него, словно вглядываясь в испуганного мальчишку, и вдруг исчезла так же быстро и неожиданно, как и появилась. Акауда еще некоторое время постоял, тревожно вглядываясь в синее безоблачное небо. Все было спокойно и тихо.

– Наверное, это и есть шар, о котором вчера кричал деду старый колдун. А я так и не успел спросить у деда.

Пора было идти. Той же тропкой, также аккуратно он перебрался через болото и двинулся к поселку.

Он долго сидел, притаившись в кустах густой падубы, внимательно наблюдая за происходящим в поселке. Затем, для верности прячась в зарослях, прихрамывая и пересиливая боль в ноге, он где на ногах, а где ползком пробрался вдоль всего поселка, вернулся и снова засел в кустах невдалеке от родного дома. Римлян в поселке явно не было. По крайней мере, здесь на краю городища. В некоторых дворах были видны медленно двигающиеся согбенные женские фигуры. Он стал слушать тишину, как учил его дед. Тот всегда говорил, что по одним только звукам, если их внимательно слушать, можно многое узнать о происходящем. Птичий разговор в кустах, что было остановился при появлении в кустах Акауды, был спокойным. В двух ближайших домах было тихо. Еще дальше был слышен негромкий разговор и плач ребенка.