Переселение, или По ту сторону дисплея
Шрифт:
– Думаю, это то же самое, что заливать костер керосином…
Людмила представила себе, как она обращается со своей проблемой к второму такому же Киму, который пойдет гнуть и ломать ее сознание, чтобы выгнать из него первого.
Женщины помолчали. Ирина чувствовала доброжелательность этой милой, хотя и удивительно некрасивой учительницы, но понимала, что она не в силах им с Тимкой помочь. Да и кто мог бы помочь в такой ситуации – разве что психолог… Наверное, к нему и следует обращаться.
– Что же вы решили? – спросила учительница.
– Очевидно, мне придется
– Да, есть психолог, – не особенно оживленно откликнулась Людмила Викторовна.
– Он сейчас здесь?.. А завтра будет?.. – поправилась Ирина, вспомнив ни в чем не повинную Веру Петровну.
– Сегодня уже ушел, а завтра будет, с трех до шести.
– Ну так я приду завтра. А вам спасибо и до свидания.
Когда за Тимкиной мамой закрылась дверь, совесть упрекнула Людмилу в том, что человек ушел, не получив реальной помощи. Конечно, учителя не могут решать домашние проблемы учеников, но она-то и пошла в педагогику для того, чтобы помогать попавшим в беду. Не отцу Лучинину – тут она ничего не может поделать – а сыну, которому сейчас нужно и сочувствие, и дельный совет. Собственно говоря, она давно собиралась с ним побеседовать, но не могла найти удобной минуты: то Славик тянул Тимку за собой, то не было самого Тимки. Недавно он неделю пропустил, как написала в записке мама, «по семейным обстоятельствам». А еще останавливало то, что мальчик сам к ней не обращался. Может быть, ему неприятно говорить о своих домашних напастях?
Вообще-то по статусу Тимкой должен был заниматься Артур Федорович, но Людмила до сих пор ничего ему не сказала. Потому что чувствовала: в таких сложных делах от него вряд ли дождешься толку. Вот ведь сама она не обращается к Артуру Федоровичу со своей проблемой, несмотря на то, что он еще недавно просиживал у нее все школьные вечера. Казалось бы, близкий друг. Правда, с некоторых пор его что-то совсем не видно…
А ведь ее собственная беда чем-то похожа на беду Лучининых, подумалось вдруг Людмиле. Там и тут – нечто невероятное, сверхъестественное, похожее на дело злых сказочных сил. Если бы она не знала, что колдовства не бывает, так и сказала бы – колдовство. В подобных случаях психолог не сможет помочь – ни ей, ни Лучининым. Тут нужно другое, по-прежнему остающееся для нее тайной.
32
Пришло время исполнить то, что Тимка решил еще у бабули, когда слышал сквозь сон ее воркотню: «Эко дело – ногами! Духом надо взыскать... Твой батька на одном месте себя потерял – ну и вызволять, стало быть, надо на том же месте»…
Это был дельный совет – чтобы вернуть настоящего папу, предстояло идти внутрь компьютера. До сих пор Тимка откладывал этот поход, потому что не знал, как туда попасть… да что там обманывать себя – просто-напросто боялся. Теперь подошел последний срок. Было ясно, что ждать больше нельзя: папа уже бросил работу и вообще перестал выходить на улицу. По ночам он не ложился в кровать – спал прямо перед компьютером, подперев рукой щеку. Когда Тимка проходил мимо попить воды, он видел, что папино лицо и с закрытыми глазами оставалось таким же внимательным, как днем, когда он смотрит на дисплей. И от этого
Еще Тимка узнал, что в поздние глухие часы мама обычно не спит. Она ворочается на своей слишком широкой для одного человека софе и задерживает дыхание, чтобы не плакать. Вдохи ее Тимка слышал, а выдохи – нет: она выдыхала в подушку, чтобы заглушить слезы. Значит, по ночам мама плачет в темноте.
Медлить было нельзя – страдали самые близкие Тимке люди. Он решил завтра же идти в компьютер.
С утра Тимка встал как обычно и, несмотря на полное отсутствие аппетита, заставил себя проглотить несколько ложек каши. Мама не должна была заподозрить ничего особенного. Она уходила по утрам раньше Тимки, и, таким образом, не могла узнать, что сегодня он в школу не пойдет.
– О чем это ты все думаешь, Тимофей? – спросила она за завтраком. – Я давно хотела тебе сказать – не принимай близко к сердцу. Ну, папины штучки с компьютером. Вот скоро найдем хорошего врача…
– А папа захочет лечиться? – спросил Тимка.
Эти слова поставили маму в тупик: она и сама понимала, что с врачом ничего не получится.
– Ты знаешь, я вчера была у Людмилы Викторовны…
– Для чего? – насторожился он.
– Ну ведь родители должны иногда ходить в школу… Она тобой довольна, говорит, что ты молодец…
Несмотря на радостный смысл этих слов, мамин голос звучал довольно-таки грустно. Тимка догадывался, почему: наверняка учительница упомянула об его, как говорят взрослые, подавленности. Да и насчет папы они, скорее всего, поговорили. Тимка был не против, что в круг посвященных вошла теперь Людмила Викторовна, которую он любил и уважал. Просто это не принесет никакой пользы… Он один знает настоящий способ поправить беду.
– А сегодня мне снова в школу – к Артуру Федоровичу!
– К нему-то зачем? – удивился Тимка. – Один раз я был у него со Славкой – ничего он мне не сказал такого, чтоб помогло!
– Психолог нужен, сынок, – вздохнула мама. – В такой ситуации, как у нас…
Не досказав, она погладила Тимку по голове и ушла на работу. Щелчок закрывшейся за ней входной двери прозвучал для Тимки сигналом к действию. Сейчас он начнет свой страшный неизвестный путь… сейчас…
Но сперва следовало дождаться, пока папе захочется в туалет, потому что последнее время он отрывался от компьютера исключительно для этого. Тимке повезло – ждать пришлось всего полчаса. Чуть место перед экраном оказалось свободным, он мигом взлетел на еще теплое после папы сиденье, прерывисто вздохнул и зажмурился. Это мгновение было для него прощальным глотком свежего воздуха перед тем, как нырнуть в опасную глубину. Потом Тимка без слов выкрикнул что-то вроде «Готов!» или «Хочу!», но еще секунду не мог заставить себя открыть глаза.
Потому что посмотреть теперь на дисплей значило туда войти.
Там, где он оказался, стояли какие-то фигуры в черных костюмах и топорщившихся белых рубашках, как у артистов или у дирижеров, выступающих по телевизору. Сами они были похожи на больших кукол, выставленных в магазинных витринах; кажется, их называют манекенами. Тимка даже вздрогнул, когда один из них дернул губой, над которой тянулась ровная, словно приклеенная, ниточка усов, и заговорил каким-то неживым голосом: