Переселение, или По ту сторону дисплея
Шрифт:
Ребенок в порядке, муж дома, соседи набиваются с дружбой – что еще нужно женщине, чтобы чувствовать себя счастливой?
Поздно вечером, когда, перемыв посуду и выбросив в мусоропровод арбузные корки, Ирина скользнула под бок к уже уснувшему Павлу, в ней опять шевельнулось чувство какого-то тайного неблагополучия. С чем оно связывалось: с чьим-то словом, жестом, выражением лица? Прокручивая в уме минувший вечер, Ирина не могла понять, что же в нем было такого неприятного или, точнее, настораживающего. Светкина болтовня о школе, где подчас допускается лишнее и опасное? Но ведь Светка не такой человек, чтобы все ее слова принимать за чистую монету. Да и вообще – как гласит современная мудрость, проблемы надо решать по мере их поступления. Не станет же
В конце концов ей оставалось лишь усмехнуться над собой – дескать, закрутилась ты, девушка, со всякими дурацкими мыслями и предчувствиями! Вон даже к мужу вовремя не поспела, пока еще не заснул. И то сказать – эта Светка Стайкова кого хочешь вымотает, ум за разум зайдет с ее болтовней. Наверное, Павел был прав, выказывая ей нежелание общаться – так и сидел весь вечер, уткнувшись в свой стакан с чаем, а при первой возможности сбежал опять за компьютер.
Вот оно! Ирина наконец вычленила момент, который ей не понравился в сегодняшнем вечере: поведение Павла. Тут было «горячо», как кричали сегодня друг другу Тимка и Славик, отыскивая нарочно спрятанный в комнате кубик-рубик. Хорошо хоть им было весело… А вот Ирина вдруг ощутила себя обворованной, словно у ней украли счастливый семейный вечер и чуть ли не семейное счастье вообще. Хотя на самом деле это было смешно: Светка украла ее семейное счастье! Да она раздражала Павла еще больше, чем Ирину, – не зря он вел себя с нею, прямо сказать, невежливо. И сама уже не зная, успокаивает ее это или огорчает, Ирина закончила вечер по принципу «глупой Эльзы» – уткнулась в подушку и расплакалась. Она старалась не разбудить при этом мужа, хотя в глубине души ей хотелось, чтобы он проснулся и успокоил ее. Но Павел не проснулся.
2
Школьный двор, заполненный пестрой толпой, гудел приглушенным говором, шуршал целлофановыми обертками дорогих букетов. Линейки учеников уже выстроились: впереди полукругом стояли малыши, такие трогательные со своей сквозящей в лицах готовностью как на страшное горе, так и на великую радость. Позади них поместились средние классы, среди которых растворились Тимка со Славиком. А дальше шли старшеклассники – высокие, выше взрослых, юноши в новых костюмах; девочки, сверкающие новенькой глянцевой красотой только-только раскрывшегося бутона. Небось думают, их ждет сплошной праздник жизни – с сочувствием, а также не без легкой зависти усмехнулась Ирина… И всю заполненную учениками сердцевину школьной площадки обнимало колышущееся родительское море, нарядное и растроганное.
К своему облегчению, Ирина потеряла в нем обоих Стайковых, вместе с которыми шла позади мальчишек на школьный двор. Собственно, она ничего не имела против родителей Славика, но ей еще предстояло найти Павла, задержавшегося при выходе из дома… Пока она его что-то не видела.
– Буквы разные писать
Тонким перышком в тетрадь
Учат в школе, учат в школе, учат в школе, –
вдруг грянуло из динамика, и многие мамы полезли за платочками, вытирать заслезившиеся от умиленья глаза. Эта песня будит у людей чувства. Кто-то очень талантливый создал ее такой - радостной и в то же время ностальгически грустной. Словно испек сладкую плюшку на лимонной цедре, где неотъемлемой частью вкуса является пощипывающая язык кислота. Потому что вкус самой жизни замешан, увы, на кислоте, на горечи, от которой в сто раз острее ощущается мимолетная сладость, когда ее выпадет вкусить...
Ни первоклашки, ни средние, ни юные дурочки, со всех ног спешащие на праздник жизни, еще не знали этой скрытой подоплеки бытия. А знали ее как раз мамы, со времени стояния в школьных линейках перекачавшие в себе немерено всякой кислоты и горечи. И сейчас, умиляясь на детей, они заодно всплакнули о собственных пропавших
– Вычитать и умножать,
Малышей не обижать,
Учат в школе, учат в школе, учат в школе! –
гремело на школьном дворе с поверхностным весельем, со слезами в подоплеке…
Но по-настоящему горьких слез пролито не было. Самые горькие слезы могли бы пролить те, кому вообще не требовалось приходить сегодня на школьный двор. А всех присутствующих так или иначе осенил своими крылами веющий здесь праздник…
– Книжки добрые любить
И воспитанными быть
Учат в школе, учат в школе, учат в школе…
Когда классные линейки одна за другой исчезли в школьных дверях, градус праздничного накала резко понизился. Родители вздыхали с облегчением, словно сбросив с плеч дорогую, но все же отягощающую ношу. Расходились, перебрасываясь шутками, заводя напоследок легкие, ничего не значащие разговоры. Двор стал лучше просматриваться – Ирина увидела невдалеке Стайковых и отступила за дерево, чтобы не делить с ними обратную дорогу. Она все еще не могла найти Павла, с которым из года в год – с тех пор, как Тимка пошел в первый класс – стояла на этом празднике рядом. Видно, муж в свою очередь не сумел найти ее в толпе и наблюдал школьное шествие с другой точки, а после отправился домой, решив, что там они с Ириной и встретятся. В контору он уходил позднее, а она сегодня и вовсе поменялась дежурством со сменщицей, сын которой шел в десятый класс и категорически запретил кому-либо из родных появляться на школьном дворе.
3
Ирина спешила домой сквозь осенний солнечный денек, наперерез слетающим с веток желтым листьям. Ей вдруг загорелось скорее, как можно скорее увидеть мужа. Несмотря на то, что они провели вместе уже трое суток, она еще не успела его почувствовать, не насладилась тем душевным вкусом, который был закодирован для нее в слове ПАВЕЛ. До сих пор ей не удалось ощутить аромат его личности – вот как вчера от половинки арбуза пахнуло нежной созревшей сладостью. без этого дуновения красно-зеленый срез должен был остаться холодным безжизненным муляжом. Так скорее домой – ощутить присущий Павлу импульс, его живое тепло, его человеческую близость! Какое счастье, что дорога до дому коротка и через десять, максимум пятнадцать минут они встретятся!
Это ненормальное, обостренное желание увидеть мужа заставило Ирину почти бежать по улице. Интересно, кто из них раньше вернется домой? У нее уже нет сил ждать, ей нужно открыть дверь – и чтобы он был там!
Он был там, но их встреча оказалось совсем иной, чем представляла себе Ирина. Бледный и какой-то отстраненный Павел едва взглянул на нее, сидя у компьютера. В его лице застыло то же самое, что и вчера, выражение хирурга, подцепившего аппендикс, или рыбака, выводящего из воды большую рыбину…
Казалось, Павел вообще не выходил сегодня из дому: его куртка в передней висела точно так же, как в тот момент, когда Ирина, торопясь вслед за нетерпеливым Тимкой, крикнула мужу, чтобы он их догонял. И кроссовки стояли в точности таким образом, как она их поставила, отодвинув подальше от прохода.
– Ты что, не был на школьном дворе?
– Не был, – эхом откликнулся он.
– Тебе не хотелось в такой день проводить сына?
Павел ответил не сразу, и Ирина вдруг испугалась, что он не ответит ей уже никогда. И вообще не будет с ней разговаривать, а останется для нее как фотография – застывшее лицо с неподвижным, устремленным на дисплей взглядом.
– Если бы хотелось, я бы пошел, – наконец холодно обронил он. – Давай обойдемся без лишних объяснений.
Это говорил совсем не тот Павел, которого Ирина знала больше десяти лет. Тот, настоящий, готов был горы свернуть, лишь бы первого сентября самолично отправить Тимку в школу. Однажды он, еще в прежней конторе, крупно повздорил с начальством, которому заблагорассудилось послать его первого сентября в командировку. Павел никуда не поехал – отправился с Тимкой на школьный двор. Вследствие чего и стал необходим переход на новую работу.