Пересмешник, или Славенские сказки
Шрифт:
Аскалон, к превеликому удивлению, узнал, что это была мать Алимова и имела точный тот образ, в котором казалася она в зеркале сыну своему и Аскалону, и была в том одеянии, в котором они ее видели, по чему узнал Аскалон, что чрезъестественное то зеркало весьма бы много стоило, ежели бы оно после его осталось таковым; но оно по исполнении презренного его намерения сделалось без действия.
Азатов сын когда вступил на камень, то терзающие Тризлинины груди, так называлась мать Алимова, птицы улетели, и он хотя с трудом, однако дошел до самой Тризлы. Она чувствовала тогда еще боль и для того не говорила ни слова Аскалону, испуская чрезвычайное стенание; растерзанные ее груди в глазах Аскалоновых оживлялися и наконец сделались таковыми,
В то время перестала она стенать и, взглянув на Аскалона, говорила ему:
– Я весьма радуюсь и больше еще удивляюсь тому, какою дорогою приехал ты на сие место: гору сию окружают ужасные пучины, и к сему месту ни одно судно достигнуть не может; а как смертные не имели еще от сотворения мира крыльев, то я никогда не ожидала увидеть здесь человека; ты мне кажешься не духом, и для того весьма мне удивительно, как возмог ты достигнуть до сего места.
Аскалон отвечал ей на сие, что человеческое понятие и искусство доходит иногда совсем до невозможного.
– Я больше удивляюсь,- продолжал он,- видя так прекрасную женщину, наказываему или богами, или природою толико жестоко, и в том нимало не сомневаюсь, чтоб ты терпела оное не понапрасну. Скажи мне, сударыня, за грехи твои терпишь ты сие мучение или за грехи твоих предков или потомков, или за преступление народное, которым, думаю, когда-нибудь владела?
– Я не знаю,- говорила она,- для чего так боги несправедливы и данную им власть свыше употребляют по своим пристрастиям! Мы не столько подвержены порокам, сколько они; всякий час и всякую минуту услышишь на земле стенание, которое приключили не по справедливости боги или отнятием у коего жены, или умерщвлением мужа, или превращением человека в какое-нибудь другое животное. От начала мира, как мы уже о том известились, сколько стенали от них государи, сколько опровержено ими народу, а мы еще столь суеверны, что покоряемся власти столь неправосудных и столь гнусных богов с охотою; они весьма за малое преступление наказали меня толико злым мучением. Сии хищные птицы, которых ты видел, всякое утро прилетают ко мне и терзают мои груди, которые весьма скоро после их совсем заживляются; в сем мучении нахожуся я пятнадцать лет и не думаю, чтоб получила когда-нибудь избавление.
– Есть ли к тому способ?- спрашивал ее Аскалон.
– Есть,- отвечала Тризла,- но только весьма труден и страшен; всякий человек, если оный предприять хочет, то должен непременно определить себя смерти и нимало не страшиться окончания своей жизни.
Во-первых, взгляни на сей малый остров, который находится не гораздо далеко от той каменной горы,- говорила Тризла Аскалону, указывая на оный.- Около него такие сердитые пучины, которые все в себя пожирают и не дают пристани к нему ни великой, ни малой вещи; сию невозможную трудность преодолеть должно.
Во-вторых, остерегает берег сего острова великая, сильная и страшная птица, которая спит беспрестанно; надобно с великою осторожностию приближиться к ней и взять ее за голову, коя в рассуждении ее росту весьма мала и в которой заключается вся ее сила и могущество: ибо когда голова ее будет поймана и объята человеческими руками, тогда будет она бессильнее горлицы; а когда человек движением своим, подступая к ней, разбудит, тогда хватает его в когти, относит на середину моря и там повергает его в пучину.
Потом, за обитанием сей птицы, обнесен весь остров околдованными деревьями, которые оплетены столь часто, что никак пройти сквозь них не можно; сучья, ветки и листы закрывают все то от зрения человеческого, что ни находится посередине их. Итак, чтоб пройти сквозь оные, должно сыскать определенный к тому способ.
Птица сия спустя три лета после своего рождения износит яйцо, которое бывает очень велико; оное хранит она в тайном месте, так, что во всю ее жизнь приметить того никоим образом не можно; всякий год обмывает его смирною и пробует малым своим носом, не может ли его пробить;
По разбитии яйца оказывает голову свою птенец и поминутно просит есть; чего ради одна всегда убегает, а другая питается тою смирною, которую обмазано весьма изобильно яйцо, и так перится и вырастает в скорлупе, и пребывает в нем целый год, а по прошествии оного бывает она столько сильна, что может разрвать тое скорлупу. Родившися, почитает за первую должность похоронить своего отца; для того берет на когти несколько с яйца оставшейся смирны и оной помазывает корень которого-нибудь дерева и другого подле него стоящего, от чего сделается отверстие. Деревья несколько разодвинутся, и будет место, где похоронит он своего родителя; и как только закроет землею, то в минуту вырастет подобное другим дерево и соплетется с ними.
Итак, чтоб найти сие яйцо, то должно примечать сие: когда почувствует та птица, что голова ее осязаема была человеческими руками, что должно быть причиною ее смерти, то прибегает она к тому месту, где хранит свое семя, оплакивает его подобно человеку и старается всеми силами разбить, чтоб отворить путь своему сыну. Таким образом должно приметить то место и, отогнав ее, ибо она будет тогда без сил, взять на персты несколько смирны и помазать корения двух дерев, которые тотчас отворят тебе дорогу.
Когда выступишь за оные, то, первое, увидишь не весьма высокий мраморный стол, на котором лежит богатырский шлем с изображенною на нем львиною головою и подле столба стоящую булаву. Сей шлем должно надеть и, взявши в руки булаву, изготовиться весьма поспешно к сражению, ибо в одну минуту появится пред тобою с шестью головами крылатый змий, который начнет нападать на тебя весьма сильным образом.
Во-первых, из страшных его челюстей обымет тебя огонь, которого страшиться ты нимало не должен, и смотри тогда отверстыми глазами, то будешь невредим; а если придешь от того в робость и затворишь хотя на минуту свои очи, то тиранским образом умерщвлен будешь и растерзан; сей же огонь опалять тебя не будет, если без робости приступать к нему станешь, и вскоре потом скроется весь. Тогда должен ты иметь сражение с сим чудовищем; но, поражая его, не надобно поднимать тебе орудия своего выше головы, а то тотчас последует тебе вторичная погибель, ибо пущенный из него на булаву твою яд умертвит тебя в минуту.
Убив сего змия, должен ты распороть ему чрево, из которого выйдет на землю желчь и зажжет оную. Все то место, которое окружают очарованные деревья, весьма в скором времени обымется пламенем и будет гореть наподобие кипящей смолы; тогда весьма поспешно должен ты выйти на берег острова и тут, поймав ту птицу, держать за голову, ибо она будет твоим спасением, потому что сгореть ей не должно, а инаково спастися тем не можно.
По утолении совсем пламени, вступив в середину острова, увидишь ты весьма прекрасное, но не великое здание из самых ярких голубых каменьев, в которое должен ты идти непременно; на крыльце встретят тебя два большие леопарда, которые, оставив всякую свирепость, будут ластиться около тебя, подобно как знающий пес; но ты ни приговаривать их, ни касаться руками не должен. Потом свирепое чудовище, составленное почти из всех животных, которые находятся на земле, отворит тебе двери в залу; тут на удивительной и великолепной постеле увидишь ты спящую прекрасную девушку, которая такую имеет красоту, что всякий смертный в жизни своей увидеть такую не может, выключая того, которого судьба приведет сюда исполнить толико храброе и похвальное дело.