"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
Стволы у стланика (буду называть его так) на вид казались более пригодными для топлива. А высота позволяет разглядеть их даже снежной зимой, самые большие достигают человеческого роста, но средний размер несколько меньше.
Наконец, третий вид растительности — тоже елки, но вполне вменяемого, не бонсайного размера. Каждой лет по сто, а то и больше, учитывая чрезвычайно медленную скорость роста деревьев на бесплодном каменистом склоне.
Эти елки наиболее пригодны на дрова, стволы достаточно толстые, — и способны были обеспечить дятловскую печку солидными, долго горящими поленьями. И в то же время не были способны,
Илл. 22. Такие старые ели лучше других деревьев Мертвой горы пригодны на дрова. Но попадаются там чересчур редко.
В результате ботанических штудий стало ясно: отправиться в пихтач за дровами Золотарев и Тибо не могли по уважительной причине — ввиду полного его, пихтача, отсутствия. Писательская моя интуиция дала промашку. Однако выстрел хоть и не угодил в центр мишени, но и в «молоко» пуля не улетела: по беде, за полным отсутствием дров, кедровый стланик мог обеспечить дятловцев теплом.
Но это в теории. Предстояло еще кое-что проверить на практике.
Глава 8. В лесу раздавался топор дровосека, или Об аурах «нехороших» мест
Украинский дятловед Роман Т. посоветовал мне поставить на перевале следственный эксперимент: попробовать срубить, сломать и срезать деревца — проверить, как местная растительность поддается топорику, ножу и можно ли ее ломать голыми руками.
Совет запоздал. Я прочитал его, вернувшись с перевала. Однако и без советов понимал, что надо разобраться с этим вопросом. Иногда на вид тоненькие, но очень медленно прирастающие стволы отличаются исключительно прочной древесиной. Не верите? — спуститесь во двор и попробуйте срезать ветку акации всего-то в пару пальцев толщиной. Намаетесь. И нож затупите.
И я приступил к опытам с кедровым стлаником. Но…
Но как-то неправильным показалось губить эксперимента ради крохотные и неказистые деревца. Они ведь старые, хоть и маленькие, десятилетия там стоят. Может, еще Дятлова помнят. И бойцы по характеру — сумели укорениться и выжить в месте, для деревьев вообще не пригодном. Росли всему вопреки, а тут придет Виктор Палыч и начнет резать-рубить ради подтверждения своих теорий. Ладно бы для печки или костра, без которых не остаться в живых на лютом морозе, а вот так… Неправильно это.
Короче говоря, ни одно дерево Мертвой горы в результате нашей экспедиции не погибло. Пары ветвей лишились, не без того, но жить будут.
Илл. 23. Занимаюсь ботаническими экспериментами. Щадящими методами.
И что же удалось выяснить?
А вот что: древесина у мини-кедров очень мягкая, ножу поддается легко. Заготавливать такие дрова легким туристским топориком вообще плевое дело. Зато наломать дров голыми руками не получается, по крайней мере при плюсовой температуре: ветви чрезвычайно гибкие, изгибаются под любым углом, но не ломаются. Потому что очень влажные, буквально пропитаны
Причина повышенной влажности древесины сомнений не вызывала: по большому счету под ногами у нас было болото. Да, вот так. Обычно болота расположены в местах низменных, но иногда встречаются и такие, горные. Но о болоте стоит поговорить чуть позже, когда речь зайдет о курумниках. А пока вернемся к кедрам.
Результаты опытов заставили призадуматься. И раздумья были далеко не радужными. Версия трещала по швам.
Ведь что получается? Дрова дятловцы заготовить могли, не удаляясь от палатки на километры, а совершив относительно недалекую вылазку. Только вот топить такими дровами печку проблематично. Доводилось видеть, как ведет себя пропитанная влагой древесина в костре или печке: полено очень долго шипит, выпускает во стороны струйки пара, и лишь приличное время спустя подсыхает и неохотно вспыхивает. Если набить только влажными стволиками стланика печку, разжечь ее не получится.
Вывод простой и грустный: заготовка дров на склоне Мертвой горы смысла не имела.
Грустил я недолго. Подумал вот о чем: но ведь дятловцы собранное топливо в ход так и не пустили! Отправили двоих по дрова, поставили чурбак рядом с палаткой, чтобы порубить на нем принесенные стволики на порционные куски, помещающиеся в печку. Положили зажженный фонарик на скат палатки, чтобы работал как маяк, не позволил лесорубам заблудиться, промахнуться при возвращении мимо бивака.
И всё, больше туристы ничего не успели. Начались события, быстро отодвинувшие проблему: как натопить палатку? — на задний план.
Успели Тибо и Золотарев выполнить задание и заготовить дрова? Скорее всего, нет. В «Дороге к мертвой горе» я, пожалуй, дал маху, написав, что к началу событий у каждого было по вязанке. Потому что бесследно эти вязанки исчезнуть не могли — валялись бы, брошенные, где-то в окрестностях. Поисковики прочесывали округу частым гребнем, и до схода снега, и после, — информация о найденных вязанках дров где-нибудь, да всплыла бы. Но она не всплыла.
Могли Семен и Коля, начав работать, сообразить: стланик на дрова не годится, и не стоит терять время, его заготавливая? Ответ тот же: скорее всего, нет. Как они могли сделать такой вывод? На морозе пропитанная водой древесина теряет свою гибкость, и поди пойми, какая там у нее влажность. Пока дрова не зашипят в печке, не желая разгораться, не поймешь.
Получается, что лесорубы начали работать, но много не нарубили: максимум свалили и очистили от ветвей по паре стволинок на каждого. А потом услышали, что у палатки творится неладное, и бросили работу.
Уф-ф-ф…
Вот ведь как бывает: сам наехал на собственную версию, и сам же её от себя самого кое-как отстоял… Ну и правильно, легче будет отбиваться от оппонентов.
Покончив с ботаникой и дендрологией, я обменялся впечатлениями с Данилом. И оба сошлись во мнении: что-то здесь не так. Нехорошее место. Давит. И на психику, и чисто физически. Появляется ощущение: не для людей оно, не надо тут находиться.
И сразу, на перевале, и позже, уже на Большой земле, я пытался с этим ощущением разобраться, проанализировать его. Поскольку в злых духов тех или иных мест не верю, к прочим проявлениям потустроннего тоже отношусь скептически. Однако факт остается фактом: на склоне Мертвой горы возникает безотчетное чувство тревоги, и со временем не рассеивается, лишь крепнет.