Перевёрнутый мир
Шрифт:
— В пути к храму или все-таки к яме? — невесело пошутил я. — В общем, я подумаю. А ты не забудь разгрести снег, а то к утру может завалить окна.
Я приподнял шляпу и, прихрамывая на одну ногу, пошел прочь. По знакомой тропе. Я отдалялся все дальше и дальше от дома, вглубь темного леса. Надо мной светили яркие звезды и низко свисала желтая луна. Под ногами слышался хруст замерзших веток. Пожалуй, Ростик прав. Я давно все для себя решил. Или мне и ему так казалось…
Эту ночь я проспал как убитый. Меня не мучили кошмары. И ностальгические картинки из прошлого не навязывались в мой сон.
День я провел в лесу. Мне предстояло о многом
Легкие сумерки просочились сквозь густые заросли в лес. И лес, слегка побелевший от снега, в полумраке и освещении месяца, выглядел удачной натурой в дорогой декорации, при прекрасном освещении рампы. Я прямиком направился в сторожку. В чужой двор, где скрипит калитка и под окнами раскачивает своими тонкими ветками сирень. И этот чужой дом мне казался всего лишь умелой декорацией к фильму.
Издалека я услышал громкие голоса, звонкий смех. Мне навстречу, пробивая темноту, возбуждено жестикулируя, бежал Лютик. За ним, наступая на пятки, неслись другие ребята из съемочной группы. Они что-то кричали мне, размахивали руками, дружески хлопали по плечу, крепко обнимали. Но я ничего не слышал, ничего не чувствовал. Я видел яркие маски, разноцветные парики, броские костюмы, вызывающий грим на лицах. И как ни странно, эти нелепые персонажи казались мне гораздо реальнее, осязаемее, проще для понимания, чем Валька, Кнутов, Ростик, стоявшие в стороне, с удивлением и робостью созерцая это кино. И в этом кино я больше не чувствовал себя чужим. Я был до корней свой. Я вдруг понял: раньше мне мешало жить то, что я себе не принадлежал. Теперь мне ничто не могло помешать.
— Ну же! Очнись, дружище! — Лютик изо всей силы хлопал меня по плечу как самого дорого друга. — Ты что, совсем ошалел от такой новости?
— От какой новости? — Я с недоумением посмотрел на Лютика.
— Вот тебе на! Он еще издевается! Зазнался совсем! — И он обратился к своим маскам за помощью.
Те радостно загалдели, запрыгали на месте, и из этого беспорядочного шума я уловил главное. Мне дали приз на международном фестивале как лучшему исполнителю мужской роли. И Лютик с командой на радостях его обмывали на моем любимом месте в лесу.
Когда-то здесь стояли две сросшиеся березы, словно двойняшки. Но одну поломал ветер, и мне пришлось аккуратно ее срубить. Получился крепкий пень, на котором я не раз сидел вечерами, любуясь закатом. Второе дерево стало расти в сторону погибшей сестры-березы, все ниже и ниже склоняясь над ней, словно плача. И теперь бурная творческая фантазия подсказала Лютику организовать здесь кафе под открытым небом. Большой пень, заставленный шампанским
— Представляешь! — захлебывался Лютик то ли эмоциями, то ли шампанским. — Тебя пригласил сниматься сам Спилберг! В паре с Аленом Делоном! Ну уж дудки! Ты нужен отечественному кинематографу! — Лютик постучал себя по груди, словно в нем одном воплотился весь отечественный кинематограф. — Наши актеры не продаются! Они всенародно любимы! Это им не Алены Делоны какие-нибудь! Так что ты должен сейчас же поехать и разобраться с этими заграничными монстрами. Но если что… В общем, не забывай, кто твой лучший друг и кто тебе проложил прямую дорожку в кино, сплошь усыпанную розами.
Меня эта новость не удивила, не обрадовала. Я неотрывно смотрел на Лютика, который совсем недавно чуть не упек меня в психушку. Возможно, сумасшедший дом ничем не отличается от этого театрализованного балагана. И все-таки этот маскарад мне по-прежнему казался гораздо реальнее, дороже, роднее, чем старенькая сторожка, гороховый чайник на плите, рыжики в березовой кадушке.
Неожиданно меня подхватили десятки рук и стали качать, крича громкое: «Славься, Слава!»
Я взлетал вверх и на секунду видел чистое синее небо и тысячи маленьких звезд. И тут же опускался вниз, на крепкие руки. Вниз-вверх, вниз-вверх. Как мячик. И мне показалось, что такая она и есть, моя судьба, и такой она будет — то к небу и звездам, то к земле, к людям. Главное, чтобы у самой земли удержали сильные руки.
Наконец меня опустили на землю и почувствовал твердую замерзшую опору под ногами. Мне стало легко.
И я прямиком пошел к Вальке и доктору Кнутову. К этим простым и сильным персонажам из моего прошлого фильма. За мной бежали театральные костюмы и маски из моего настоящего.
— Ростичек, солнышко, — пищал мне вслед Лютик и резко притормозил возле нас. — Я же тебе забыл сказать главное, самое главное! У меня такая идея!
Его лукавый взгляд молниеносно перебегал с моего лица на лицо Ростика, и наоборот.
— Это гениальная идея! И получится гениальный фильм! К черту эти павильоны, к черту эту городскую натуру! Следующий фильм мы будем снимать здесь! А какой кислород! А какие сосны! — Лютик бегал возле нас, шумно вдыхая и выдыхая воздух. — Ты сыграешь лесного бога! Вот этого бородатого, неуклюжего лесника. — Он бесцеремонно ткнул пальцем в Ростика. — Его здесь так и называют — лесной бог! Кстати, вы чем-то похожи, ребятки. Пожалуй, звериным взглядом. Только ты, Росточек, озверел от кинематографа, а этот бородатый дикарь — от жизни в лесу. Соглашайся, Ростичек! Пошли всех Аленов Делонов подальше! Франция далеко, и мы ей не нужны! Мы нужны здесь! Согласись, раз в жизни выпадает шанс играть бога!
Мы с Ростиком переглянулись. В его глазах был вопрос. В моих — ответ. И ему мой ответ понравился. Я посмотрел на Лютика.
— А не послать ли мне тебя подальше, режиссер! — В моем взгляде было столько злости, что Лютик попятился.
Он не забыл, как я его ударил. И я подумал, что этот удар он хорошенько запомнил и записал в свою черную книжонку обид. К тому же Лютик обязательно припомнит, что я так не похож на него, как и Ален Делон. Настоящие враги в моей судьбе уже появились. Появятся ли настоящие друзья?