Перевёртыши
Шрифт:
– Это? Лекари экзамены сдали. Третий день пируют, завтра отоспятся и в министерство, за назначениями. Так что не тревожьтесь, завтра здесь поспокойней будет.
Резко открывшаяся дверь едва не ударила одного из слуг по плечу. Крепкий медноволосый парень в светло-сиреневой рубахе и колоте темно-желтого цвета окинул наших путешественников цепким, внимательным взглядом, затем кивнул с улыбкой подростку и шагнул в сторону, пропуская вперед девушку. Та выпорхнула во двор, словно птичка из клетки, вся просто лучась от радости.
– Дин, братишка! – пока ее спутник закрывал дверь на ключ, девушка обхватила обеими руками подростка за шею и звонко чмокнула его в щеку.
– Он
– Вот шалая! – Дин улыбался от уха до уха, глядя вслед сестре. И тут же получил щелчок в лоб от старшего брата. Тот еще раз внимательно осмотрел гостей, кинул в корзину Дина свою заплечную сумку и ушел вслед за девушкой.
– Это мой старший брат, Син. Господин? – Дин оглянулся на гостя, который даже остановился от неожиданно пришедшего понимания. Волосы девушки мягко ложились на плечи медовыми волнами. Точно такими же, как и у гостя, разве что пожелтее. Волосы у его слуг более прямые, с красно-коричневым оттенком, но тоже едва касаются плеч. В Саккаре же все – купцы, с которыми они путешествовали, стражники на таможне, встреченные крестьяне, и вот сейчас – оба брата – завязывали волосы на затылке, иногда наподобие конского хвоста, иногда только верхние пряди, оставляя остальные волосы распущенными. Да, именно мужчины здесь отращивали волосы, женщины и девушки предпочитали короткое остригание. Поэтому мальчишка и сказал, что гости похожи на женщин.
Два дня спустя, Эрим, гость из Зиндарии, сидел за столиком на веранде, пил фруктовый чай и наблюдал сверху за жизнью постоялого двора. Не все посетители были приезжими. Многие местные приходили сюда перекусить и обменяться новостями. Эрим время от времени перелистывал зиндарийский толкователь по Саккару, проверяя, правильно ли он «прочитал» цвета одежды местных жителей. Крестьяне носили рубахи и колоты, нарукавники и поножи из темных, невыразительных тканей одного цвета. Поножи – что-то вроде длинных, до колен, льняных носков со шнуровкой. В них заправляли белые (у дворян) или серые (у низкородных) узкие штаны, которые здесь носили все, и мужчины и женщины. И мужчины и женщины здесь носят длинные рубахи навыпуск, просто у женщин они чуть длиннее. Различия в одежде составляют только мужские колоты и женские жилеты и островерхие шапочки. Именно сочетание цветов: рубаха – колот, – и показывало принадлежность обладателя не только к знати или простолюдинам, но и профессию и ранг. Высокородные господа носили двухцветную одежду не только из более дорогих тканей, но и более светлых и ярких оттенков. Пару раз прибегал слуга из соседнего купеческого дома, он был в темно-зеленой рубахе, желтых нарукавниках и желтом колоте – цвета купеческого клана. Сами купцы, степенно беседующие за завтраком в одной из беседок, одеты в шелковые желтые рубахи и однотонные изумрудные колоты. Согласно толкователю, чем светлее оттенок колота, тем выше ранг того, кто его носит.
Во двор неторопливо, будто с неохотой, вошел новый персонаж. Крепкий высокий парень лет двадцати трех-двадцати пяти, одетый в светло-сиреневую рубаху, коричневый колот, нарукавники и капюшон, быстрым внимательным взглядом оглядел двор и веранду второго этажа, почтительно раскланялся с хозяином гостиницы. Вошедший подошел к свободному столу, открыл принесенный сундучок, достал бумагу, чернила, пишущие палочки, затем надел капюшон и поднял воротник, спрятав лицо. Остались видны только его зеленые глаза и высокий лоб. Господин
– Господин? Господин?
Эрим был настолько увлечен зрелищем, что не сразу услышал, что к нему обращаются. Син подошел к нему с подносом, собираясь убрать пустую посуду, однако Исак – слуга-телохранитель – молча преградил ему дорогу.
– Подойди! – Эрим в возбуждении попытался ухватить Сина за запястье, но промахнулся. – Что там происходит? Пожалуйста, объясни мне!
Парень мельком выглянул во двор и стал собирать на поднос пустую посуду.
– Это господин Нак, помощник судьи. Матушка разрешила ему работать здесь иногда. Он помогает соседям составлять договора и прошения, или решить какие-то споры без суда.
Голос у Сина ровный и спокойный, будто отвечает давно заученный урок, но в глазах его прячется непонятная лукавинка.
– А почему он спрятал лицо?
– Лицо? – Син сильно удивился вопросу, но похоже, вспомнил, что гость иноземец, и может не знать совсем простых вещей. – Государственный служащий выполняет работу не от своего имени, а от лица государства, поэтому ни его лицо, ни ранг не имеют значения. Сейчас он просто помощник судьи, личный номер 623. Хотите еще чаю с пирожками? Похоже, Вам понравился завтрак.
– Чаю? Чай, пожалуй, да. А вот пирожков не надо, а то я скоро лопну.
Син не сумел сдержать улыбку – такая искренность гостя здесь в новинку. Пожалуй, только Ани может посоревноваться с ним в откровенности. Но у нее есть для этого причина.
– Тетушка, здравствуйте! Как Ваши колени? Вы не забываете принимать травы, что я Вам принесла? Дин! Сюда две тарелки рыбного супа, пожалуйста! А Вы, тетушка, как поживаете? Вылез наконец зуб у Вашего малыша? Дин! Пирожки и чай, пожалуйста! Дядюшка, здравствуйте! Как дела у Вашего сына? Что он пишет? – Ани, легка на помине, делает свой обход. Она подходит к каждому, получает заказ, расспрашивает об их делах, о родных, и совершенно забывает о заказе. Когда Син и Дин выносят подносы с тарелками, она ничуть не смутившись, громко заявляет:
– Я забыла – кто заказывал рыбный суп с пирожками? – и все вместе весело смеются. Син пытался несколько раз поймать ее на притворстве, но, похоже и вправду, в ее голове совершенно не держатся заказы, хотя она ни разу не перепутала жалобы или радости посетителей. Только помощник судьи не удостаивается ее улыбки. Ему она церемонно кланяется издалека и больше не замечает его присутствия. Когда все заказы разнесены, девушка садится рядом с матушкой мыть и чистить овощи. Сначала тихонько себе под нос, потом увлекаясь и все громче и громче, она начинает напевать какую-нибудь мелодию. Мелодия и ритм меняются, в зависимости от овоща, который попадает в руки девушки. Чистый, нежный голос звенит по всему подворью.
– Лам, та-та-ти-ла-лам! Там, та-та-ти, ла-ла-ти-там!
Эрим перегнулся через перила, пытаясь высмотреть певунью, укрывшуюся под навесом: – Интересно, о чем она поет?
– О чем? Просто, хорошее настроение, – помощник судьи стоит рядом с его столом, напротив телохранителя, его лицо открыто и совершенно бесстрастно.
– Вы позволите?
– Конечно, садитесь.
Эрим рассматривает своего собеседника. Правильные черты лица, твердо очерченные губы, тонкий нос и темные прямые брови – все выглядит невероятно знакомым. Кого же он напоминает?