Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944

Доллман Евгений

Только после войны я узнал, что Паррелли собирался делать в Швейцарии и насколько он использовал меня в своих целях. Была написана книга о нескольких месяцах, предшествовавших капитуляции немецких армий у Казерты 29 апреля 1945 года, – не беспристрастное и безупречное исследование, а творение, принадлежавшее перу итальянского журналиста Феруччио Ланфранки «Капитуляция восьмисот тысяч по воспоминаниям барона Луиджи Паррилли».

Эти «восемьсот тысяч» были армиями Кессельринга, которые в феврале и марте еще сражались в Северной Италии

вместе с приданными им итальянскими частями. Визит барона Паррилли в конце февраля 1945 года был в основном связан с этими войсками и с директивой Гитлера о тактике выжженной земли, которая должна была вступить в силу, если эти войска отступят к северу от долины По. В Швейцарии он встретился со своим старым другом профессором Максом Гусманом. Гусмана, владевшего двумя академиями для мальчиков, которые были построены по образцу английских частных школ, можно было назвать Эразмом XX века, воспитанным в духе гуманизма. Он организовал встречу Паррилли с крупным чином швейцарской военной разведки, Максом Вайбелем, ставшим потом майором Генерального штаба. После долгой суеты агенты через него вышли на специального посланца президента Рузвельта в Швейцарии, Аллена Даллеса, руководителя OCC, или Отдела стратегических служб в Берне и Цюрихе.

Европейский представитель Рузвельта отнесся к шагам неизвестного ему итальянского аристократа с большой осторожностью. Вместо личной встречи, он послал своего сотрудника Геро фон Шульце-Гаверница. Паррилли в своих мемуарах писал, что в этой беседе было упомянуто и мое имя. Гаверниц немедленно навострил уши, в результате чего мне было предложено поехать вместе с Паррилли в Швейцарию, чтобы сразу же встретиться там с представителями ОСС.

Я ничего не знал об этом, пока Паррилли не вернулся в Италию и не попросил, чтобы я встретился с ним в Милане 1 марта. Я, конечно, хорошо помнил Гаверница. Как я уже говорил, мы познакомились с ним в Риме осенью 1940 года в доме господина фон Клема, советника немецкого посольства по вопросам экономики. Наша беседа была исключительно содержательной, но произвела на меня угнетающее впечатление. Сравнение статистических данных американского производства с производством европейских стран, находившихся под контролем нацистов, вызвало неопределенную надежду, что это, возможно, поможет удержать Соединенные Штаты от вступления в войну. Поскольку доводы, которые приводил Гаверниц для успокоения руководителей Третьего рейха, носили в основном расистский характер, наша встреча была не совсем безопасной, ибо господин Каплер пристально наблюдал за деятельностью всех иностранцев, приезжавших в Рим. Таковы были мои воспоминания, связанные с господином Гаверницем. Я не представлял себе, какого рода политические обязанности он выполнял в организации Даллеса.

Барон был приятно удивлен, узнав, что мы уже давно знакомы, и открыл еще одну бутылку «Вдовы Клико», чтобы отметить этот неожиданный подарок судьбы. Я думаю, он надеялся, что я тут же поеду с

ним в Швейцарию, поскольку был весьма разочарован, когда я заявил, что готов ехать с ним, но только после того, как получу разрешение Рудольфа Рана, немецкого полномочного посла при Республике Сало, и генерала Вольфа. Однако это его не обескуражило, и он шумно выразил мне свою признательность за добрую волю – а это в любом случае было единственное, что я мог ему предложить.

В вышеупомянутой книге Ланфранки мое участие в этом деле описано так: «Капитуляция в Казарте была инициирована и организована генералом Вольфом, но почву для нее подготовил Доллман, а Доллман был дипломатом, а не солдатом. Он хорошо говорил по-итальянски и знал Рим, где прожил несколько лет до войны. Культурный, элегантный и предприимчивый, он обладал всеми необходимыми качествами для успешной карьеры в мире дипломатии».

Но довольно о вежливых замечаниях синьора Ланфранки, с которым я познакомился только после окончания войны в Швейцарии, где мы беседовали с ним в 1950 году. Он описал эту германо-швейцарско-американскую авантюру так: «Несомненно, самое лучшее, что сделал Доллман не только от имени Италии, но и для Германии и всего человечества, заключалось в том, что он стал одним из инициаторов и главных участников секретных переговоров с американцами, в задачу которых входило добиться капитуляции немецких войск в Италии – капитуляции восьмисоттысячной армии».

Быть героем капитуляции – это совсем не то, за что присуждают лавровые венки, впрочем, я никогда и не ждал особых почестей в ходе своей карьеры. Не было у меня таких ожиданий и во время моей поездки на озеро Гарда, состоявшейся 2 марта, на следующий день после моей беседы с шампанским у дона Паррилли. Я отправился туда, получив срочный приказ Вольфа и Рана явиться к ним «в самом лучшем своем штатском костюме».

Я сразу понял, что это означало. Моя беседа с ними продолжалась несколько часов, в течение которых я получил приказ отправляться и общие инструкции, которых я ждал. Они касались встречи, результаты которой, как я подозревал, зависел не столько от моего ума, сколько от воли случая и везения.

Рано утром 3 марта я встретился с бароном Паррилли на станции Киассо. Вскоре по ту сторону границы показались его швейцарские коллеги, которые замахали нам руками. Это напоминало сцену из шпионского фильма, и я, очевидно, еще усилил это сходство, поскольку на мне, как описывает Ланфранки, была «маленькая шляпа, из тех, что носил Иден в лучшие времена своей карьеры, немного претенциозная».

Я этого не помню, но вполне возможно, что надел именно эту шляпу. Может быть, мое стремление быть похожим на Идена и навело Ланфранки на мысль о моих дипломатических способностях. Собираясь в подобную поездку и не зная, что ждет его впереди, один человек кладет в карман револьвер, а другой надевает претенциозную шляпу.

Cur non? – Почему бы и нет?