Перевоплощение

Алер

– Кто ещё?

– Не думай о нём, пусть он думает о тебе.

– Когда появится Богоборец?

– Скоро, но не жди его, он избегает прямого контакта, в поединке ты сильнее.

– Когда мне идти?

– Сейчас, и возьми плащ Константа, теперь он твой.

Как и в первый раз, туннель появился ниоткуда, но грань светилась тёмно-красным, перед тем как сделать шаг, он подумал: «Почему я сказал, что знаю

цель, или это не я, или я, но в другое время?».

Между времён

2

Зачем всегда искать причину, оценивая каждый шаг, считая разум за вершину, откуда разгоняют мрак; зачем пытать себя сомненьем, оценивая каждый шанс, зачем дряхлеть над постиженьем того, что ведомо до нас? Нельзя читать в пустой тетради, выискивая тайный знак, есть то, что предано бумаге, но всё прочесть нельзя никак. То, что найдут, давно открыто, то, что хотят, уже дано, пусть многое надёжно скрыто, оно не зря запрещено. И глядя из иных пределов на вопрошающий изгиб просящих радости для тела, забывших радость для души, хочу кричать, хочу стараться, чтоб донести простую весть: коль хочешь лучшего дождаться – прими сперва всё то, что есть.

Я здесь очень давно, все привыкли, что я здесь дольше других, но я действительно дольше других и всегда был дольше других, хотя я не первый, в том, известном понимании, я просто появился раньше первого, а сошёл позже, много позже. Кому из нас повезло больше? Повезло обоим, потому что Он любит нас обоих, нас всех, находящихся в этих воздушных чертогах. Удивительно, но в этом месте никто не подвержен скуке, хандре, апатии, несмотря на груз тысячелетий, измеряемый, конечно, не годами, а той священной оценкой, сейчас видимой и осязаемой, но не там, где нужнее всего знать, знать и следовать, чтобы исправлять и просветляться. Я вижу и чувствую, что мой груз неизменен, ничего не сделано из того, что должно. Счёт – не на малое, счёт – на всё. Похоже, помощь признана явной, и от этого дополнительные сложности, то есть противная сторона получает новые шансы, через которые принуждает меня к очередному вмешательству, я иду по краю, сужая свои возможности лишь до одного верного варианта, это почти поражение. Но груз неизменен, тяжесть не прибавилась (!), значит, мне по-прежнему верят, меня по-прежнему любят. Хорошо,

я отстраняюсь, я прекращу вмешиваться, прекращу помогать… себе, но не другим. Я помню, и эту память не стереть, ту всеохватывающую радость, заполнившую меня после появления здесь, помню ощущение великой воли и собственного желания распорядиться этой волей и то, как я распорядился. Когда мне удалось подняться над водой, иные пребывали в прекрасном сиянии дел своих, вознёсшись так высоко, что допустимо лишь знать об их существовании, знать, а не видеть, но они любили меня, любили и ждали моего взлёта, ждали завершения миссии, завершения дела, где быть первым – это уже миссия, уже дело.

Мне не велели думать о том, кто сам думает обо мне, но это там, в земной жизни, а здесь я знаю своего врага, знаю всегда и знаю почему. Мы много пересекались, и он старался доказать, что сильнее меня, пусть так, он много древнее, но не из самых. Обычно он побеждал, выбирая жестокие способы, после чего я оказывался в кромешной тьме, готовясь распластаться в одном из маломерных миров возмездия, но он нарушал законы, и мои поражения становились его поражениями, не принося, впрочем, победы и мне, и так из раза в раз.

Жизнь 1098-я

Стихающий вечер отползал куда-то в сторону, не замечая одинокого молодого человека, но обнимая других, идущих вслед, нашёптывая им заманчивые предложения и комплименты. Разговоры за спиной становились возбуждённее, громче, а потом уносились вперёд, оставляя тишину безнадежно отставшему, убегая навстречу смеху и страсти.

А дома ужин при свечах, чтобы не жалить ярким светом скользящие воспоминания, которые как призраки, пленяясь сумраком, опутали сознание. И он дремал, поникши в мягком кресле, и слушал ночь, которая душила редкий звук, беспомощный и бесполезный, рождая странную симфонию свою – тоски и мира. Но, не успев плениться наважденьем, очнулся вдруг, затем, дабы коснуться поражений своей недолгой жизни, возможно, навсегда закрытой от других. Альбом поможет в этом, там каждое хранимое мгновение, каждая фотография устремлялись куда-то внутрь самих себя, порождая необычное ощущение, когда недоступно движение, но легко вписать бесконечность в выхваченный, ничтожно малый отрезок жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.