Переворот (сборник)
Шрифт:
Лашков обнял ее, прижал к себе крепко и тут же отстранил.
— Галка, не поджигай! — сказал он с усмешкой. — Не будь дурочкой.
— От тебя пахнет духами! — сказала хозяйка капризно. — Почему?
— Ты хочешь, чтобы от меня пахло навозом? Так я не скотник.
— Я не о том, — произнесла хозяйка капризно. — Ты опять схлестнулся с новой бабой?
Лашков взял ее за плечи и с силой отодвинул в сторону.
— Не будь дурой, Галка, — сказал он сухо, аккуратно запахнул ее халат, раскрывшийся на груди, и застегнул перламутровую
— Не смеши, — сказала хозяйка и обиженно отошла в сторону. — Я знаю, какой у тебя станок. Только раньше ты предпочитал видеть на нем меня. А кого теперь?
— Перестань. И не надо глупостей. Сделаю дело — приеду.
— Твои дела не кончаются.
Он засмеялся отрывисто И жестко.
— Кончатся дела, кончатся деньги. Тебя это устроит?
Она промолчала. Отошла к зеркалу и стала поправлять прическу. Выдернула шпильки, рассыпала по плечам волосы. Повернулась к зеркалу боком. Осмотрела себя. Взялась за расческу.
Лашков прошел в комнату и вынес оттуда точно такой жё серебристый кейс, какой оставил в прихожей.
— Руками не трогала? — спросил он.
— Ты предупреждал.
— Запомни, повторенье — мать ученья. А у них курс десять лет. Я думаю только о тебе.
— А я о тебе, — произнесла она с нескрываемой обидой. — Может, задержишься?
Лашков взглянул на часы и упрямо качнул головой.
— Время, милая, время.
Через минуту он вышел из подъезда. Быстрым шагом Ермаков вернулся к машине. Вскочил, хлопнул дверью. Скомандовал:
— Поехали.
— Куда? — поинтересовался Кирилыч, сдавая задним ходом.
— Греби по Мархлевского на Сретенский бульвар. Наш друг сам туда приплывет.
Через несколько минут «девятка» обогнала их и пошла веселым ходом. Повернув на улицу Кирова, у чайного магазина она притормозила. Быстро обежав машину перед самым капотом, на место водителя сел молодой парень в черной куртке с немыслимо радужной этикеткой на груди. Лашков, уступив руль, отодвинулся вправо, положил кейс на колени и застегнул на груди ремень безопасности. Машина двинулась и сразу легко влилась в поток, бежавший к площади Дзержинского.
— Гляньте, как ведет, — сказал Кирилыч с одобрением. — Будто экзамен ГАИ сдает.
— Ему сейчас на милицию нарваться — нож острый, — объяснил по-своему дисциплинированность такого рода Камышев.
В тот же день капитан Назаренко со своей командой прибыл в аэропорт. Условившись о действиях и оставив одну машину у терминала, Назаренко выехал на трассу и приказал остановиться у поста ГАИ. Сразу подошел дежурный инспектор. Небрежно кинув руку к шлему, представился: «Старший лейтенант Охлопков. Попрошу документы». Назаренко вышел из машины, обошел ее и протянул инспектору удостоверение.
— Что случилось, товарищ капитан? — спросил Охлопков уже не начальственным, а обычным голосом.
— Пока ничего, —
Акил Исфендиаров сошел с борта самолета по трапу, высоко подняв голову и важно, как министр иностранных дел, прибывший с визитом в государство, подписавшее капитуляцию. Темно-синий форменный костюм был тщательно выглажен, ботинки, протертые бархоткой, сияли глянцем. В руках Исфендиаров нес элегантный чемоданчик серебристого цвета. Выйдя из аэропорта, Акил остановился, оглядывая площадь и машины, теснившиеся на ней в ожидании пассажиров. Увидел старомодную «волгу», подошел к водителю, протиравшему стекла.
— До Москвы, возьмешь, шеф?
Они поторговались, и пассажир сел в салон справа сзади от водителя.
— «Десятка», — проговорил в микрофон лейтенант Мартынов, наблюдавший эту сцену. — Крылышки двинулись. «Волга» ЭМ двадцать один. Номерной знак 52–77, МОФ. Мария, Ольга, Федор. МОФ 52–77.
— Понял вас, — ответил эфир хрипато. — Принимаем двадцать первую. Какой цвет?
— Темно-серый, — доложил Мартынов. — Повторяю: темно-серый.
— Задержать? — спросил Охлопков, демонстрируя готовность служить правопорядку.
— Вот уж чего не надо! — воскликнул Назаренко, упреждая инициативу. — Пусть покатается. Мы сами, когда потребуется…
Охлопков лихо откозырял и спросил неуверенно:
— Мне уйти?
— Не торопитесь, лейтенант. Сделайте вид, что воспитываете провинившихся. Когда пройдет серая «волга», отпустите нас без сожаления. Важно, чтобы в случае чего из «волги» увидели — мы страдаем от строгого инспектора.
— Это я сделаю, — сказал, широко улыбаясь, Охлопков. — Опыт есть…
В городе Исфендиаров сошел с машины в проезде Художественного театра и двинулся вверх по улице Горького, помахивая чемоданчиком. Шел спокойно и неторопливо.
Останавливался у витрин, оглядывался, пропуская вперед торопящихся, и снова шел.
Тем временем «девятка» также выскочила на улицу Горького. У Моссовета она прошла в крайнем правом ряду так медленно, будто искала удобного места для стоянки или поворота.
— Смотри! — сказал Камышев, положив руку на плечо Ермакову. А тот и сам уже увидел возле памятника Юрию Долгорукому высокого стройного летчика гражданского флота с серебристым кейсом в руках. Проверяя догадку, Ермаков бросил в микрофон вопрос:
— «Десятый», где вы?
— Шагай, шагай, — раздалось в ответ. — Видим вас со спины.
Значит, это был тот, кого они ждали — Исфендиаров.
«Девятка» проследовала Пушкинскую площадь и за сквером свернула направо к зданию «Известий». Проделав разворот перед кинотеатром «Россия», она пошла направо к Тверскому бульвару.
— Что он петляет? — спросил Кирилыч, которому надоела эта с виду бессмысленная езда по городу.
— Потерпи, потерпи, — успокоил его Камышев. — Узнаем со временем.