Переворот.ru
Шрифт:
— Здраво. Это единственное место, которое ещё не успели зачистить.
Игнатий Леонидович повернулся лицом к Злобину. Побуравил его взглядом.
— Очень рад, что ты тоже здраво мыслишь, — не тая иронии, произнёс Игнатий Леонидович.
— С таким шефом грех тупым быть.
— Не льсти, не умеешь, — Игнатий Леонидович усмехнулся. — Знаешь, какую кличку тебе менты прилепили? «Двое суток». За то, что ты, как только в Москве объявился, за двое суток районного прокурора на нары отправил. [39] А сейчас ятебе даю ровно пятнадцать часов.
39
— об этом читайте в романе «Странник: Серый Ангел».
— Домой можно заехать?
— Не рекомендую. Но охрану вокруг твоего дома я выставлю. За семью не беспокойся. Будет нужно, увезём в надёжное место.
Злобин нахмурился.
Он вполне отдавал себе отчёт в степени опасности ситуации. У Игнатия Леонидовича, оказалось, своё видение. Игра шла на такие ставки, что жизнь близких могла стать фишкой, брошенной на зелёное сукно.
«Сколько ещё виновных и неповинных перемелет в фарш эта чёртова рулетка, пока шарик не ляжет в лунку, и кто-то не отгребёт главный куш, — подумал Злобин. И добавил, в сердцах: — И когда вы, нехристи, передохните!»
Мёртвая петля
«Д» — 1
19:25 (в.м.)
Волкодав
Семейная жизнь Громова вошла в ту тяжёлую фазу, когда, чем реже появляешься дома, тем лучше себя чувствуешь. Опасность состояла в том, что, чем реже стресс, тем больше тоскуешь по тому, что было, или что могло быть. И вместо того, чтобы уйти и не вернуться, возвращаешься, чтобы снова уйти.
Громов понимал, что попал в замкнутый круг, но разорвать его не было сил. И все потому, что круг этот был образован из сцепленных рук близких и, несмотря ни на что, дорогих ему людей. Родители и младшая сестра — круг первый. Ноша на всю жизнь. Второй круг — дочка, жена и её родня. Это ярмо тоже будешь нести, пока ноги волочишь. Если не освободят от тягловой повинности ввиду появления нового тяжеловоза.
В глубине души Громов был согласен тащить на себе все и всех, лишь бы его успехам радовались как своим собственным. Но очень скоро выяснилось, что его успехи есть лишь средства решения чужих проблем. Средств вечно не хватало, а проблемы росли, как грибы в Чернобыле.
Иногда Громов чувствовал себя боевым верблюдом, которого, наплевав на верблюжьи виды на жизнь, гонит гордый и амбициозный наездник.
Лена высыпала в кипящую воду полпачки пельменей.
— Ты очень голодный?
— Если честно, как собака.
Лена посолила воду. Сунула остатки пельменей в холодильник.
— Я была у папы. Врач говорит, нужна операция. Без кардиостимулятора он и года не протянет.
Громов закатил глаза к потолку.
— Ленчик, ему как ветерану органов полагается бесплатная операция.
— Вова, у нас морге из шланга тебя фиг бесплатно помоют! У моего
Ложка со свистом полетела в раковину. Лена развернулась, скрестила руки на груди.
— Громов, ну когда ты начнёшь жить, как человек! Почему все должны из-за тебя страдать.
Громов взял нож, тщательно контролируя пальцы, чтобы не дрожали, намазал маслом ломтик хлеба. Сжевал, запил остывшим чаем.
— Начнём с того, Леночка, что у твоего папы «птичья болезнь». «Перепил» называется. Эту проблему я не создавал, но, почему-то решать обязан. А твоя мамочка ему бухло в больницу таскает, как Наина Ельцину. Логику в этом видишь? Лично я — нет.
— Вот ты ни черта и не делаешь!
— Если бы не делал, Демидыч не протянул бы три года после инсульта. Однако, выкарабкался.
— А ты в больнице дежурил?! — взвизгнула Лена.
— Я в ментовке дежурил. И после дежурства пахал на личном энтузиазме. И в Чечню напросился. Не ради «конституции и правопорядка». А чисто за деньги.
Пена вывалилась из кастрюли, шипящим плевками заляпала плиту.
Лена, чертыхаясь, загремела посудой.
Громов посмотрел на её фигурку, скупо прикрытую халатиком. И отвёл глаза. После родов Ленка не стала догонять в габаритах маму, чего втайне боялся Громов. Фигурка быстро обрела привычные вытянутые девчоночьи линии. Правда, характер вдруг резко пошёл по материнской линии. Ленка из весёлой обаяшки, неукротимо превращалась в милую стервочку с перспективой через десяток лет стать причиной инсульта или провокатором бытового убийства.
Пельмени плюхнулись в тарелку.
— Мама переезжает к нам, — объявила Лена.
Громов чуть не выронил вилку.
— Не понял?
— А что тут не понятного? — Лена поставил тарелку перед Громовым. — Папа всю зиму пролежит в госпитале, весной мы отвезём его на дачу.
— Угу, где мне опять лопату гнуть.
— На тебе пахать можно, Гром. Конь с яйцами… И жрёшь за десятерых. Короче, мы решили, квартиру мама сдаст, а сама переберётся к нам. Заодно за Дашкой присмотрит.
— А ты?
— Я пойду работать.
Громов подцепил разварившийся пельмень. Выдержал паузу.
— Не страшно так резко начинать? Ты же, как с третьего курса в декрет ушла, так исключительно семейно-строительным бизнесом занималась.
Лена захлебнулась от возмущения. Громов сунул в рот пельмень, морщась, стал жевать.
— У-у-у… У нас дознавателей недобор, — прошамкал он. — С твоими тремя курсами возьмут на «ура». Хоть завтра могу устроить.
Лена сверкнула глазами. Закинула ногу на ногу. Обнаружила на лодыжке белую крапинку теста. Стала показательно медленно отскребать ноготком. Ногти у неё были идеальной формы, как ножки и все прочее. Знала это. И знала, на что купился Громов.
— Громчик, я даже с красным дипломом к вам не пошла бы. Да и не актуально сейчас юристом быть. Прошла мода.
— Есть одна профессия, — с полным ртом прошепелявил Громов. — Никогда из моды не выходит.
— Ты на что намекаешь?
— Родину защищать. А ты что подумала?
— Иди ты нафиг, дурак!
Громов захохотал. Лена надулась, но долго не выдержала. Тихонько прыснула в кулак.
— Ну, видишь, Ленчик, стоит обхохмить все, как жизнь не такой серой кажется. Не бойся, прорвёмся.