Периферийные устройства
Шрифт:
Бертон тогда был совсем другой. Не просто тощий и долговязый (во что сейчас верилось с трудом); он еще постоянно создавал вокруг себя беспорядок. Накануне вечером Флинн заметила: все в трейлере, к чему она не успела прикоснуться, стоит строго параллельно краю чего-нибудь другого. Леон говорил, что Бертон вернулся из корпуса морской пехоты повернутым на аккуратности, но Флинн как-то раньше об этом не задумывалась. Она напомнила себе, что надо будет выкинуть банку из-под «Ред булла» в контейнер для металлических отходов и вообще немного прибраться.
Официантка принесла яичницу.
Снаружи, за парковкой, протарахтел
Хотелось верить, что он едет домой.
12. Тилацин
Ему хотелось произвести на нее впечатление, и подарок казался идеальным: за деньги не купишь, и вообще, судя по объяснениям Льва, что-то из готического романа с привидениями.
Разговор произошел в постели.
– И все они умерли? – спросила она.
– Вероятно.
– Давно?
– До джекпота.
– А в прошлом еще живы?
– Не в прошлом. Когда происходит начальный контакт, в нашем прошлом этого не случается. Возникает развилка. Они уже не движутся сюда, так что здесь ничего не меняется.
– Здесь? В моей постели? – Она с улыбкой раскинула руки и ноги.
– В нашем мире. В истории. Ни в чем.
– И он нанимает их на работу?
– Да.
– А чем он им платит?
– Деньгами. Их валютой.
– А как он ее добывает? Отправляется туда?
– Туда попасть нельзя. Но можно пересылать информацию в обе стороны, а значит – делать деньги там.
– Кто тебе про это рассказал?
– Лев Зубов. Мой бывший одноклассник.
– Русский.
– Старое клептархическое семейство. Лев – младший. Богатый бездельник. Может позволить себе дорогие игрушки. Это из последних его увлечений.
– Почему я до сих пор про такое не слышала?
– Дело новое, неафишируемое. Лев ищет передовые направления, в которые его семья может вложиться. Он думает, это из Шанхая. Что-то связанное с квантовым туннелированием.
– Как далеко назад можно попасть?
– В две тысячи двадцать третий – самое раннее. Лев считает, тогда что-то изменилось. Был достигнут определенный уровень сложности. Что-то, чего тогда никто не заметил.
– Напомни мне об этом позже.
Она потянулась к нему.
По стенам в рамах – три ее последние содранные кожи. Под ним – ее теперешняя,
Сейчас было десять часов вечера. На кухне в ноттинг-хиллском особняке, принадлежащем отцу Льва, его «доме искусства». Недертон знал, что есть еще «дом утех» к югу от Гайд-парка, несколько «домов бизнеса» и «семейный дом» в Ричмонде. Ноттинг-хиллский особняк приобрел еще дед Льва в середине века. Это была его первая лондонская недвижимость, на самой заре джекпота. Благородный упадок говорил о заоблачном блате: здесь не было уборщиков, ассемблеров, никакого наружного контроля. Разрешения на такое за деньги не купишь. Зубов-отец просто входил в круг тех, кому можно всё, и Лев, по праву рождения, тоже, хотя его братья (которых Недертон всячески избегал) с виду больше напоминали брутальных самцов, способных отстоять фамильные привилегии.
За окном кухни один из двух тилацинаналогов Льва присел погадить у ярко освещенной клумбы с функиями, и Недертон задумался, сколько стоит помет такой зверюги. Существовали разные школы тилациноводства, враждующие геномы. Еще одно хобби Льва. Зверь повернулся со своей особой непесьей грацией, показав бок в вертикальных геральдических полосах, и как будто уставился на Недертона. Странная штука – взгляд млекопитающего хищника, который не кошка и не собака, заметил как-то Лев. А может, глазами тилацина смотрела сейчас Доминика. Она терпеть не могла Недертона и при его появлении сразу ушла наверх или в традиционно глубокий айсберг олигархических подземных этажей.
– Это не так просто, – сказал Лев, ставя красную кружку с кофе на изрезанный дубовый стол, рядом с желтым кубиком лего, забытым его сынишкой. – Сахару?
Образ Льва складывался из высокого роста, старомодных очков, русой бородки и художественного беспорядка в одежде.
– Не вижу, в чем сложность. Скажи ей, что система перестала работать. – Недертон глянул на Льва. – Ты мне говорил, такое возможно.
– Я говорил, что никто из нас понятия не имеет, как и почему это началось, кому принадлежит сервер и уж тем более – как долго он будет доступен.
– Вот и скажи ей, что все закончилось. Бренди у тебя есть?
– Нет, пей лучше кофе. Ты знаком с ее сестрой Аэлитой? – Лев опустился на стул напротив Недертона:
– Нет, хотя она планировала нас познакомить. До того как. Вроде бы они не настолько близки.
– Довольно близки. Даэдра его не захотела. И честно говоря, я ее понимаю. Те, кому не безразличен континуум, таким не балуются.
– Не захотела?
– Попросила меня отдать его Аэлите.
– Своей сестре?
– Теперь он в ее охране. Роль минимальная, но она про него знает.
– Уволь его.
– Извини, Уилф. Аэлита заинтересовалась. В четверг мы встречаемся за ленчем. Я надеюсь объяснить ей, что полтеры – далеко не главное в континуумах. Думаю, она поймет. По разговору показалась довольно умной.
– Почему ты мне не сказал?
– У тебя других забот хватало. Да и честно говоря, ты тут был уже ни при чем. Даэдра позвонила, сказала, что ты милый, что ей не хочется тебя обижать и не могу ли я отдать твой подарок ее сестре, которая любит всякие курьезы. Я не придал этому большого значения, поскольку не похоже было, что у вас с нею всерьез и надолго. Потом позвонила Аэлита, я понял, что она искренне заинтересовалась, и отдал его ей.