Перо фламинго

Орбенина Наталия

Она покраснела.

– Не знаю, они… они слишком смелые. Откровенные…

– Откровенность – это разве дурно? Разве дурно открыто говорить о том, что на самом деле тебя терзает, что мучит, чего ты жаждешь?

Зоя обернулась и напряженно уставилась на собеседника. Нет, нельзя позволять себе минутных, низменных желаний, о которых будешь потом жалеть всю оставшуюся жизнь. Лавр читал на её личике эту борьбу с собой, но понимал, что его время еще не настало. В этой милой головке еще царит его дорогой братец Петька.

Он только осторожно взял её за кончики пальцев и подвел к креслу, сам же поспешил к

фотоаппарату. Зоя смотрела в объектив такими глазами, что у него мутилось сознание, когда он нырял под черную тряпку, закрывающую объектив. Аппарат щелкал, загоралась вспышка, шипел магниевый порошок.

Пальцы Зои горели как от ожога.

Глава двадцать третья

Константин Митрофанович Сердюков все крутил в голове так и эдак, все члены семьи уже не по одному разу пробежали перед его мысленным взором. Нет, просто так не происходит убийство безобидного, милого, доброго юноши, только что женившегося на прелестной барышне. Что тут сокрыто? Стремление завладеть наследством? Кто мог замыслить подобное, кузен Лавр Когтищев? Или, быть может, юная вдова в компании с братом?

Полицейский узнал, что профессор был довольно состоятельным человеком, но все же у него не было миллионов, которые сводят наследников с ума. Его наследство ценным было прежде всего для науки. Может, что-то неведомо важное найдено в Египте? Но опять же, при чем тут Петр?

Лавр Когтищев… Не выходит из головы из-за таинственных фотографий. Сердюков все же изъял их у автора в интересах следствия, показал знающим людям. Ни у кого не вызвало сомнения, что снимки подлинные. Но право, диковинные, и совершенно невозможно даже предположить, что получены они естественным образом. Фотографировали живого веселого молодого человека у подножия пирамид, а вышел умирающий в язвах. Перед фотокамерой позировала хорошо одетая дама с молодым человеком, а вышло изображение двух странных голов в песке на фоне неизвестных исторических построек. Все же тут кроется обман, мистификация, умелая, продуманная.

Хорошо, а если не он. Предположим, это благопристойный Аристов. Но зачем ему делать вдовой свою сестру? Да и так ли она несчастна? Нехорошо мешать людям переживать свое горе. Но все же для порядка надо попытаться снова переговорить с каждым в доме Соболевых.

Следователь долго ждал, пока швейцар отворит дверь, примет шинель. Потом горничная, пугливо сверкая огромными глазами, поспешит доложить господам о приходе полицейского. Потом снова томительное ожидание в гостиной. Муторно, тягостно пребывать в доме, где только что лежал покойник. Шторы задвинуты, на зеркалах черные покрывала. Наконец, шаги. Кто же примет его?

В открывшейся двери показалась фигура Серафимы Львовны. Хозяйка дома несколько помедлила, но затем вошла довольно твердым шагом.

– Сударь, кажется, на кладбище вам ясно дали понять, что ваши визиты неуместны и жестоки. Разве вы не видите, что мы не в состоянии давать вам ясные и точные пояснения? Что и я, и мой муж, и наша невестка, мы все в невменяемом состоянии…

– Сударыня, пусть я покажусь вам грубым, жестоким и невоспитанным, но позвольте мне заметить, что в данный момент, вы рассуждаете вполне здраво. Я вижу перед собой человека, который всеми силами пытается мешать следствию. К чему бы это, спрашиваю

я себя? Неужто мать замешана в убийстве единственного сына или она знает истинного убийцу, но желает скрыть правду? – следователь, словно острым клювом, клевал Соболеву словами и слегка придвинулся к ней, будто собирался арестовать и вести в дом предварительного заключения.

– Да вы в своем ли уме! – закричала Серафима Львовна, и самообладание и гордость покинули её. Она заплакала навзрыд. – Как же мне терпеть этот ужас! Я не знаю, почему я еще жива после смерти Пети, а вы смеете терзать меня чудовищными нелепыми обвинениями! Да как вас земля носит! Почему вы не задохнулись своими мерзкими подозрениями!

– Вот-вот! – с удовлетворением заметил следователь. – Видите, как можно посмотреть на дело со стороны? Это вам обвинения кажутся нелепыми и чудовищными. А человеку постороннему все подозрительно. Неужели, неужели вам самой так не кажется? Неужели вы ни на миг не задавали себе вопроса, отчего умер ваш сын? И кому выгодна его стремительная смерть? А?

Сердюкову пришлось слегка изогнуться, чтобы попытаться заглянуть в лицо своей собеседнице. Госпожа Соболева вдруг страшно побледнела. То ли от последних произнесенных следователем слов, то ли от перенесенных переживаний.

– Как вы ужасно говорите, словно режете ножом, – прошептала она. – Впрочем, воля ваша, вы, возможно, правы. Я не знаю, что говорить вам…

– Вы уверены, что Зоя Федоровна питала к вашему покойному сыну подлинные чувства, что она не имела никаких иных намерений, нежели намерение счастливо жить с ним в законном браке?

– Разумеется, она любила его, и любила искренне. Уж поверьте мне! Женщину трудно обмануть, когда она встречает истинное чувство. Нет, Зоя любила Петю, а он от неё так просто был без ума!

При этих словах она подавила подступившие слезы, взяла себя в руки и с усилием приготовилась к дальнейшей беседе.

– А племянник вашего мужа, он мог иметь планы на наследство?

– Разумеется, Лавру достанется приличная сумма от моего мужа. И он давно об этом знает. Но право, к чему ему Петино наследство, он теперь такой модный фотограф, у него солидные гонорары. Он не сирота, как прежде.

– Сирота мог всю жизнь терпеть и ненавидеть. Жаждать уничтожить того, кто отодвинул его на вторые роли, лишил дядиного внимания и любви, – осторожно предположил полицейский.

– Тогда ему надо было бы убить прежде всего меня, и не сейчас, а двадцать лет назад, – резонно заметила Соболева.

– Но тогда он был ребенком.

– Тогда он был несчастным ребенком, а теперь он взрослый человек. Да, возможно, он испытывал иногда что-то вроде ревности к Петру. Но я уверена, что он любил его как младшего брата.

– Хорошо, оставим это. Быть может, ревность, тайная страсть к Зое Федоровне?

Соболева вздрогнула. Как иногда бывают проницательны эти полицейские!

– К Зое трудно не испытывать чувства влюбленности. Да, наверно, и Лавр мечтал покорить её сердце. Но она предпочла моего сына. Что из того? Лавр может получить любую женщину, которую пожелает.

– Стало быть, вы уверены в том, что Лавр неравнодушен к Зое? И Петя знал об этом?

– Об этом догадывались все, но зачем мутить воду, подогревать ссору между молодыми людьми, вносить смятение в душу девушки?