Персиваль Кин
Шрифт:
Мы прибыли благополучно, но через несколько дней разнеслись слухи, что французы идут с новыми силами, чтобы снова занять город. Жителей объял такой страх, что они не думали о защите, и в то самое время, когда я старался удержать бегущих, французы вступили в город, и два кирасира схватили меня и Кросса. Нас привели к генералу, который грубо спросил нас, кто мы такие. Я отвечал по-французски, что мы английские офицеры.
— Взять их, — сказал он. — Я покажу пример, который не скоро забудут.
Нас взяли под караул и заперли на ночь. Утром кирасир заглянул
— Не стоит, мой друг, — ответил он. — У вас не будет времени на пищеварение, потому что через полчаса вас расстреляют.
— Он не советует нам ничего есть, потому что через полчаса нас расстреляют.
— Что ж, разве прежде расстреляют, а потом будут судить?
— Не знаю, мне только жаль, что я впутал тебя в беду.
— Мне жаль бедную Дженни, — отвечал Кросс, — но… чему быть, того не миновать.
Разговор наш прерван был приходом французских солдат, которые дали нам знак следовать за ними. Нас привели на площадь, где собрано было до трехсот французов. В стороне стояло несколько граждан с завязанными глазами и руками: их готовились расстреливать.
— Посмотри, Кросс, — сказал я, — какая горсть французов взяла город. Если бы жители хотели сопротивляться, то насмеялись бы над ними вдоволь.
— Надеюсь, что теперь им не до смеха.
— Aliens, — сказал нам капрал.
— Куда? — спросил я.
— Туда, к вашим друзьям, — отвечал он, показывая на несчастных, которых готовились расстрелять.
— Я хочу говорить с генералом, — сказал я.
— Нельзя; ступайте, куда велят.
— Я хочу говорить с генералом, — повторил я, отталкивая капрала и подходя к тому месту, где стоял генерал. — Я бы хотел знать, генерал, по какому праву нас хотят расстреливать? Мы английские офицеры и находимся у вас как военнопленные.
— Вы шпионы.
— Я не шпион, генерал, а капитан английского флота. Мое убийство не останется не отмщенным.
— Вы можете выдавать себя за кого хотите, но я знаю, что вы шпионы, и потому расстреляю вас.
В это время подошел офицер во флотском мундире и стал возле меня.
— Генерал, — сказал он, — позвольте мне подтвердить, что это действительно капитан Кин. Я знаю его, потому что был в плену на его фрегате.
— Капитан Вангильт, я не нуждаюсь в вашем посредничестве, — отвечал генерал.
— Но я, как офицер императорского флота, требую, чтобы он не был расстрелян, — сказал Вангильт.
Другие офицеры также старались убедить генерала, но он с язвительною усмешкою отвечал им:
— Господа, он может быть офицер, но с тем вместе и шпион.
В эту минуту прискакал солдат и подал какую-то бумагу генералу.
— Sacrebleu! — вскричал он. — Сначала мы возьмем свое. Взять этих людей и поставить их вместе с прочими.
Вангильт напрасно ходатайствовал за меня, и, наконец, сгоряча назвал генерала трусом и безумцем.
— Капитан Вангильт, за эти слова я потребую у вас ответа в другое время, а теперь мы исполним приговор.
Вангильт закрыл лицо руками, и все офицеры
Вдруг послышалась перестрелка, и в ту минуту, когда нам хотели завязать глаза, отряд казаков ворвался в город и погнал перед собою французов. А мы с Кроссом схватили по ружью и также бросились за бегущими, но я скоро упал с простреленною ногою. Кросс схватил меня за плечи и донес до гостиницы.
Вечером Вангильт пришел навестить меня. По просьбе бургомистра ему возвращена была свобода, и он решился совсем оставить службу. Мы сговорились вместе отправиться в Гамбург, и через неделю меня повезли туда в покойном экипаже, обложив со всех сторон подушками. Вангильт поехал вперед, чтобы известить Вандервельта о моем приезде, и скоро я очутился в доме старика, где принят был с восторгом.
Красота Минны изумила меня, а ласковый, радушный прием тронул до глубины сердца.
Вечером я рассказал им все, что случилось со мною со времени моего последнего к ним письма, упомянув о потере фрегата, смерти лорда де Версли и о нашем чудесном спасении.
— И вы подвергались явной смерти для того только, чтобы видеть нас?
— Да, Минна, я так давно не видал вас, что хотел воспользоваться первым случаем.
— Слава Богу, теперь вы с нами, — сказал старик, — и кажется, война скоро кончится.
— И вы не пойдете больше я море, Персиваль? — спросила Минна.
— Потеряв фрегат, я не могу уже надеяться…
— Я очень рада; по крайней мере, вы останетесь на берегу и чаще будете приходить к нам.
Поздно вечером мы расстались, и, утомленный дорогою, я старался заснуть, но напрасно. Образ Минны летал передо мною, и всю ночь я не мог сомкнуть глаз; я был влюблен в первый раз в жизни, и влюблен по уши.
На другой день я написал в Адмиралтейство о крушении фрегата, присовокупив, что рана не позволяет мне самому приехать в Англию. Я также писал к матушке и мистеру Вардену, прося последнего подробнее известить меня обо всем случившемся после смерти лорда де Версли.
Запечатав письма и отдав их старику Вандервельту, я снова пошел к Минне. Через две недели после приезда моего в Гамбург Минна согласилась быть моею, и старик с восторгом благословил нас.
Не желая ничего скрывать от них, я открыл им тайну моего рождения и причину участия, которое принимал во мне лорд де Версли. Я показал им мешочек, в котором зашито было письмо лорда де Версли к матушке, объяснил все прежние надежды свои, которые вдруг уничтожены были его внезапною смертию.
— Любезный Персиваль, — сказал старик Вандервельт, когда я окончил свой рассказ, — вы гнались за тенью, хотя и гнались не без пользы. Вы богаты, — потому что все, что я имею — ваше; вы пользуетесь доброю славою, которая дороже богатства, и, надеюсь, будете наслаждаться семейным счастием, потому что Минна была доброю дочерью и будет доброю женою. Чего вам еще желать? Имени? Но ежели вам не нравится ваше имя, возьмите мое. Пусть только гордость не затмит вашего счастья; мы и так за многое должны благодарить Бога.