Персона нон грата
Шрифт:
– Обрати внимание на показания таймера, Стас, – подал реплику Слон. – По моим прикидкам, с того момента, как их прихватили, прошло часов шесть или семь… Тормознули их, очевидно, где-то между девятью и десятью вечера, когда они выехали втроем на «мерес» из отеля «Виллон». Привезли в укромное место, отлупцевали как следует, а потом принялись вытягивать из них важную информацию…
Если ориентироваться на показания таймера, то первый допрос происходил в пять утра с хвостиком 22 января, то есть спустя уже несколько часов после того, как Пошкус и Сергачев оказались в руках какой-то
Допрос Пошкуса велся, по всей видимости, на литовском. Голос того – или тех, – кто задавал ему вопросы, в звукоряде записи отсутствовал. Скорее всего, допрос вели двое: Пошкус то смотрел прямо в зрачок камеры, а это означает, что спрашивал его о чем-то «видеооператор», то поворачивал голову чуть влево, где явно находился еще один дознаватель, который тоже задавал вопросы.
Спрашивали Пошкуса о каких-то документах, деловых бумагах, о том, где может храниться какая-то информация, записанная на компьютерные дискеты.
Стенограмма допроса была рваной, какой-то фрагментарной, но, в принципе, давала представление о том, чего именно добивались эти люди от похищенного ими литовского бизнесмена.
Если проставить вместо вопросов многоточия, то записать угодившие на пленку фрагменты допроса можно было бы следующим образом: …
Пошкус: «Да, это так… Последние полгода… и даже раньше… я занимался сбором конфиденциальной информации о состоянии дел на «Мажейкю Ойл» и на других предприятиях, которые структурно входят… или как-то связаны с этой компанией». …
Пошкус: «У меня были, конечно, полуофициальные, но тесные контакты с российскими нефтяниками… Вначале я контачил с людьми из «ЮКОСа», но в последнее время переориентировался на «тюменских»… …
Пошкус: «Чаще всего по этому вопросу я контактировал с Вадимом Сергачевым. Иногда встречался здесь, в Вильнюсе, с местными представителями «тюменских» Шевцовым и Игнашевичем… А также с вице-президентом Решетовским и еще одним человеком, который возглавляет у них экономическую разведку…» …
Пошкус: «Это обычный бизнес, не более того… Американцы сейчас в открытую грабят «Мажейкю Ойл»! Не только я, но и многие другие, кто разбирается в нашем бизнесе, считают, что если русские не придут к нам уже в этом году… если не будет подписан долгосрочный договор об инвестициях и поставках нефтепродуктов… то все закончится полным банкротством «Мажейкю Ойл»… а это означает катастрофу для нашей страны…» …
Пошкус: «Ничего в нашем бизнесе не делается бесплатно… Я, конечно, не исключение… Но речь идет не о деньгах, которые мне платили… Я рассчитывал занять высокий служебный пост в компании после прихода русских… это полностью компенсировало бы мои затраты». …
Пошкус: «Все документы, как оригиналы, так и копии… собранной мною информации по Мажейкяю хранятся в двух местах: в моем паневежском офисе и в моем загородном доме, где в цокольном этаже оборудован тайник… там я храню самые важные бумаги и компьютерные дискеты…» …
Пошкус: «Я сказал чистую правду… Зачем мне врать? Я вижу, что вы… серьезно настроены… Я не враг самому себе… Повторяю еще раз: вся база собранных мною данных хранится именно
Последующие несколько минут разговор крутился вокруг этих бумаг, как-то связанных с грядущей доприватизацией компании «Мажейкю Ойл»… Дознавателей интересовало, как им сподручнее всего будет изъять накопленную Пошкусом «базу данных», чтобы не привлечь к себе внимания домашних и партнеров по бизнесу, ну а допрашиваемый, кажется, пройдя через физическую и психологическую обработку, теперь был согласен во всем пойти им навстречу.
– Бизнер в любой ситуации остается бизнером, – криво усмехнувшись, сказал Слон. – Ему могила грозит, а он все равно пытается устроить ближнему «кидалово»! Но они его все ж «пробили»… Вот, смотри, что сейчас будет…
Таймер в углу экрана показывал 17.35 все того же 22 января.
На лице Пошкуса появились новые ссадины и кровоподтеки; из разбитого носа и левого уха струйками сочилась кровь, рубаха с оторванным напрочь воротником из белой превратилась почти сплошь в багрово-красную.
– Лихо они с ним поработали! – процедил Стас. – Видать, дорогого стоят те бумажки, что на свою голову коллекционировал этот бедолага…
На короткое время в объектив угодила чья-то рука в черной перчатке.
Когда «дознаватель» разжал ладонь, стали видны два небольших плоских ключа, нанизанные на шелковую тесемку. Пошел крупный план… еще крупнее… так что теперь можно было разглядеть и цифры, выбитые на каждом из двух этих ключей, и маленький кружок, пересеченный несколькими линиями – последний смахивал на какую-то эмблему.
Затем оператор вновь стал снимать Пошкуса, а сам допрос был возобновлен с новой силой. …
Пошкус: «Я как-то не сообразил сразу… меня сильно бьют… у меня все спуталось в голове…» …
Пошкус: «Да, конечно… я католик…» …
Пошкус: «Почему я ношу эти ключи вместо католического крестика на груди? Боялся их потерять…»
И тут до Стаса наконец дошло…
– Останови запись, Слон! – скомандовал он. – Отмотай чуть назад… В то место, где ключи крупным планом!
– Так ты только сейчас въехал? – Слон бросил на него удивленный взгляд. – Счас, отмотаю… Лично я сразу врубился, что ты изъял у Чяпы как раз один из этих двух ключей.
– Видать, я тугодум, – хмыкнув, сказал Стас. – Стоп! М-да…
Разглядев как следует ключ, который он вместе с клочком бумаги вытащил из крохотной шкатулки, Стас убедился, что на нем выбит тот же номер – один один семь, – что и на изъятых у Пошкуса ключах.
Имелся на ключе и значочек, символизирующий собою, вероятно, земной шарик.
В ходе дальнейшего допроса Пошкус раскололся полностью: он рассказал, что база данных находится в арендованном на ближайшие полгода сейфе, расположенном в хранилище вильнюсского филиала «Ханса-банк», в недавнем прошлом – центрального филиала «Летувос Таупомасис банкас», аналога российского Сбербанка. После чего подробно описал всю процедуру доступа к содержимому депозитного сейфа, включая код доступа в хранилище и шифр самого сейфа…