Персональные помощники руководителя

Аршинова Светлана Федоровна

Роберт Оппенгеймер был очень откровенен, процитировав применительно к себе строки из «Бхагавад Гиты»: «I am become Death, the shatter of worlds» («Я стал Смертью, сотрясателем миров»). После войны отец атомной бомбы жаловался президенту Трумену, что чувствует кровь на своих руках. Его выступления против создания водородной бомбы, его связь в конце 30-х годов с коммунисткой Джейн Татлок привели к подозрению в нелояльности к своей стране. В 1954-м году состоялись судебные слушания, в результате которых Оппенгеймера «отлучили» от работы, связанной с ядерными лабораториями. Как оказалось в последствии, эти подозрения имели под собой определенную почву.

По воспоминаниям Павла Судоплатова, который

в годы войны руководил Четвертым управлением НКВД, в архивах ЦК КПСС в 1992 году были обнаружены документы Коминтерна, подтверждающие связи Оппенгеймера с членами законспирированной ячейки компартии США. Судоплатов считает, что в традиционном смысле Оппенгеймер, Ферми и Сцилард не были агентами Советского Союза. Однако ставка Оппенгеймера на эмигрантов-антифашистов была наверняка связана с его дальновидным стремлением избежать монополии на атомное оружие одной страны.

Первое в мире испытание атомной бомбы прошло успешно. Военное руководство проекта «Манхэттен» ликовало. Когда произошел взрыв и рассеялся дым, окутавший местность, на слова своего заместителя Томаса Фаррела: «Война окончена», – генерал Гровс ответил: – «Да, но после того, как мы сбросим бомбы на Японию». Для него это было давно решенным делом. Испытание первой атомной бомбы стало американским козырем в крупной игре против Советского Союза на приближавшейся Потсдамской конференции. Трумэн выразил свои надежды в свойственной ему жесткой манере: «Если только она взорвется, а я думаю, что это будет именно так, то я получу дубину, чтобы ударить по этой стране».

Проект «Манхеттен» обошелся американскому правительству в 2,5 миллиарда долларов. Советскому Союзу секретные материалы достались без подобных затрат. «Сразу же хотелось бы отметить, что… наша первая атомная бомба – копия американской». Это заявление было сделано 11 августа 1992 года научным руководителем ВНИИЭФ академиком Юлием Харитоном и опубликовано в газете «Красная Звезда». "Это был самый быстрый и надежный способ показать, что у нас тоже есть ядерное оружие, – рассказывал он позднее. – Более эффективные конструкции, которые нам виделись, могли подождать".

В октябре 1945 г. Оппенгеймер покинул пост директора Лос-Аламосской лаборатории и возглавил Институт перспективных исследований в Принстоне. Слава его в США и за их пределами достигла кульминации. Газеты Нью-Йорка писали о нем все чаще в стиле сообщений о кинозвездах Голливуда. Еженедельник «Тайм» поместил его фото на обложке, посвятив ему центральную статью в номере. Именно с тех пор его стали называть «отцом атомной бомбы». Президент Трумэн наградил его «Медалью за заслуги» – высшим американским орденом. Журнал «Попьюлар микэник» причислил его к «Пантеону первой половины столетия». Многие заграничные высшие учебные заведения и академии присылали ему членские и почетные дипломы.

Однако судьба Оппенгеймера еще долго была связана с атомным оружием. В 1946 г. он стал председателем консультативного комитета Комиссии по атомной энергии США, доверенным советником политиков и генералов. В этой должности он принимал участие в разработке американского проекта международного контроля над атомной энергией, подлинная цель которого состояла не в том, чтобы запретить и уничтожить атомное оружие, прекратить его производство и восстановить свободный обмен научной информацией, а в том, чтобы обеспечить США гегемонию во всех областях атомной науки и техники.

Оппенгеймеру пришлось рассматривать и проект создания водородной бомбы. При этом он фактически выступил против создания нового оружия массового уничтожения. Он считал, что водородную бомбу производить нельзя. Однако 31 января 1950 г.

Трумэн подписал приказ о начале работы по созданию водородной бомбы: «Я предписал Комиссии по атомной энергии продолжать работу над всеми видами атомного оружия, включая и водородное, или супербомбу». Он приказал Комиссии по атомной энергии и министерству обороны совместно определить масштабы и стоимость осуществления программы.

8 августа 1953 г. Советское правительство доложило Верховному Совету СССР, что США не являются монополистами в производстве водородной бомбы. А 20 августа в советской печати было опубликовано правительственное сообщение, в котором говорилось: «На днях в Советском Союзе в испытательных целях был произведен взрыв одного из видов водородной бомбы». Ученые-физики из Комиссии по атомной энергии США составили в этой связи доклад, который был представлен президенту Д. Эйзенхауэру. Суть этого документа состояла в том, что Советский Союз произвел «на высоком техническом уровне водородный взрыв и оказался в некотором отношении впереди». Авторы доклада констатировали: «СССР уже осуществил кое-что из того, что США надеялись получить в результате опытов, назначенных на весну 1954 г».

Известие о том, что СССР решил проблему водородного оружия, произвело в Вашингтоне впечатление разорвавшейся бомбы. Перед правящими кругами возник ряд вопросов. Когда же у США будет водородная бомба? Информировать ли население страны о том, что Советский Союз уже имеет водородное оружие? Целый месяц в Белом доме царила растерянность. Именно для того чтобы скрыть неудачи, была поднята и раздута кампания против Оппенгеймера. Его пытались обвинить в антиамериканском образе мыслей, в коммунизме и прочих «смертных грехах». В кругах, где обходились без дипломатического словаря, откровенно говорили о шпионаже. 21 декабря 1953 г. Оппенгеймера ознакомили с обвинениями, выдвинутыми против него генеральным директором Комиссии по атомной энергии США генералом Николсом. Оказывается, хозяева Оппенгеймера никогда не забывали о его прошлых «грехах». Все эти годы за ним неотступно следила военная разведка. И вот теперь «пробил его час». В начале 50-х годов в США распространилась шпиономания; страх перед утечкой государственных секретов, казалось, стал навязчивой идеей у членов конгресса, правительства и части американской общественности. Вот в этот период Л. Борден, бывший административным директором по вопросам кадров Объединенного комитета конгресса по атомной энергии, направил письмо директору Федерального бюро расследований Дж. Гуверу, в котором, в частности, отметил, что, но его мнению, в 1939–1942 гг. Оппенгеймер «скорее всего» шпионил в пользу русских. 21 декабря 1953 г. Оппенгеймер, только что вернувшийся из поездки в Европу, отправился с докладом к Страуссу – члену Комиссии по атомной энергии.

Оппенгеймер не мог быть осужден ни в уголовном, ни даже в дисциплинарном порядке, так как к этому времени он уже не был сотрудником Комиссии по атомной энергии. Предложение его обвинителей сводилось к тому, чтобы лишить его доступа к секретным данным в области атомных исследований. Это было равнозначно осуждению ученого к ограничению для него возможностей научной работы. Процесс был задуман как пощечина Оппенгеймеру и всем ученым, солидарным с ним, как предостережение научным работникам. Обвинительный приговор Оппенгеймеру имел и более широкое значение, так как по замыслу его обвинителей и по своим практическим последствиям был направлен против всех американских ученых. Он должен был явиться предостережением для них против контактов с людьми неблагонадежными в политическом отношении, против независимости в мышлении и высказывании своих мнений. Именно так рассматривали американские ученые, а в особенности ученые-атомщики, процесс против Оппенгеймера, и так они поняли обвинительный приговор, который вызвал в их среде возмущение и протесты.