Перст указующий
Шрифт:
– А если бы я сказал, что наш купец не только не собирается женить сына, но позволил ему скитаться по Европе, где он не просто находится вне пределов досягаемости, но и оттягивает на себя существенные суммы?
– Тогда я серьезно отсоветовал бы вкладывать деньги в любое из его предприятий. Прав ли я буду, предположив, что вас по-прежнему занимает дом да Кола?
С великой неохотой я кивнул. Мне не хотелось во всем доверяться мистеру Уильямсу, но он был слишком проницателен, чтобы позволить обвести себя вокруг пальца, и честное признание, счел я, должно связать его обязательством молчать.
– Только не думайте, будто
– Нам?
– Нам коммерсантам. Мы ревниво собираем новости о наших конкурентах и, сколь ни прискорбно это признавать, радуемся услышав о разорении соперника. Лучшим среди нас это служит напоминанием, что такая судьба может постигнуть каждого. Достаточно малейшей неудачи, чтобы богатство обратилось в прах. Одна буря, одна непредвиденная война могут обернуться поправимым бедствием.
– На этот счет будьте покойны, – заверил его я. – Погоду предсказывать я не возьмусь, но война не застанет вас врасплох пока я в силах вам помочь.
– Благодарю судьбу. Я жду груз из Гамбурга на следующей неделе. Мне бы хотелось, чтобы он прибыл в безопасности.
– Насколько мне известно, вряд ли голландским пиратам в ближайшее время позволят бесчинствовать в Северном море. Но предусмотрительность требует, предвосхищая события, остерегаться подобных беззаконий.
– Поверьте, я принял все меры предосторожности. Одинокий капер мне не страшен.
– Отлично. А теперь давайте вернемся к Кола. Так что говорит купеческое товарищество?
– В двух словах: дела отца плохи и с каждым днем идут все хуже. Он понес слишком большие убытки на Востоке, где его пощипали турки; Крит почитай что потерян; он предпринял храбрую попытку открыть новую контору в Лондоне, но дело расстроилось после смерти его агента и дерзости его английского компаньона, присвоившего все себе. И ходят слухи, будто он продает корабли, чтобы собрать денег. Три года назад его флот состоял примерно из тридцати кораблей, теперь он сократился почти до двадцати. И его склады в Венеции забиты товарами, иными словами, деньги плесневеют без дела. Если он их не продаст, то не сможет расплатиться с кредиторами. А тогда ему конец.
– Он на хорошем счету?
– Все на хорошем счету, пока платят по счетам, простите мне мой каламбур.
– Так как же объяснить поступки отца? Или сына?
– Никак. Репутация у него отличная, поэтому я вынужден предположить, что в этом деле замешано нечто большее, чем доходит до сплетников из кофеен вроде меня. Ума не приложу, в чем тут дело. Но будьте покойны, как только узнаю, немедля вам сообщу.
Я поблагодарил его и удалился. Меня порадовало, что я столь верно расценил происходящее, но я ни на йоту не приблизился к решению занимавшей меня загадки.
Следующая крупица сведений, позволившая мне продвинуться в расследовании, явилась плодом моих трудов на ниве Королевского Общества и попала ко мне еще через дней десять, и скорее милость Божьей, нежели вследствие моих собственных усилий. По счастью мои мысли в ту пору занимало другое, иначе мой характер сильно испортился бы. Раздражительность – великий недостаток, и эту небольшую слабость я всегда тщился преодолеть. «Блажен, кто ожидает» (Книга пророка Даниила, 12:12), – говорит священное Писание, я на память знаю это изречение, но с годами мне все труднее ему следовать.
Я уже писал об этом августейшем Обществе
Позволю себе заметить, что эта процедура разоблачает лживость жалоб Кола, дескать, его обманули в истории с переливанием крови. Ведь установлено (и не нами), что первоочередность определяется оповещением об открытии. Лоуэр это сделал, а Кола – нет. К тому же он не в силах представить какие-либо доказательства, подтверждающие его притязания, в то время как Лоуэр может не только предъявить письма, объявляющие о сделанном открытии, но и обратиться за ручательством к людям безукоризненной честности, таким как сэр Кристофер Рен. Дабы показать наглядно мою беспристрастность в этом деле, могу также сослаться на прецедент мистера Лейбница, который предъявил свои права на новый метод интерполяции – через сопоставление серий дифференциалов. Узнав, что Рено уже описал сходный ход мысли в письме Мерсенну, Лейбниц без промедления отказался от притязаний на первенство: он согласился с тем, что предание огласке имеет решающее значение. Таким образом, жалобы Колы не имеют под собой основания, ибо не важно, кто поставил опыт первым. Он не только не оповестил о своем открытии, но первоначальный его опыт был поставлен втайне и завершился смертью пациентки. Лоуэр, напротив, не только проделал свой опыт при свидетелях, он со временем показал его всему Обществу и сделал это задолго до того, как из Венеции донесся хотя бы писк протеста.
В тот день мы с Ольденбургом в полном согласии обсудили вопросы о членстве и устав и лишь затем перешли к делам более житейским. И туг меня ждало огромное потрясение.
– Кстати, я слышал о чрезвычайно интересном молодом человеке, которого рано или поздно можно будет принять в члены-корреспонденты, ибо он венецианец. Как вам известно, нам не хватает полезных связей с пытливыми умами этой Республики.
Это искренне меня порадовало и не вызвало никаких подозрений, так как Ольденбург всегда рьяно выискивал новые способы объединить философов всех стран и сделать оригинальные поиски одного известными всем.
– Рад слышать об этом, – сказал я. – И кто этот юноша?
– Я узнал о нем от доктора Сильвия, – ответил он, – ведь юноша учился у этого великого человека и снискал признание своих дарований. Его фамилия Кола, он состоятельный молодой человек из хорошей семьи.
Я выразил величайший интерес.
– И что еще лучше, он вскоре прибудет в Англию, и нам представится возможность поговорить с ним и самим убедиться в его качествах.
– Так сообщил Сильвий? Он приезжает в Англию?
– По-видимому, да. Он намерен прибыть в следующем месяце. Я намерен написать ему письмо, в котором буду обещать ему радушный прием.