Перстень Екатерины Великой
Шрифт:
Теперь она думала о свекрови если не с нежностью, то с уважением – столько лет держать сына в ежовых рукавицах! Очевидно, свекровь знала, что это единственный способ сделать из него приличного человека. Все кончилось с ее смертью.
– Я приду, – сказала она Рокотову, – думаю, пора открыть карты.
– Я помогу, – ответил он и отключился.
Вешая трубку, Катя уловила тень в стеклянной двери холла, очевидно, Валентина подслушивала. Пора, пора ее увольнять!
Члены собрания акционеров рассаживались
– Простите… – крикнула Катя, – вы не знаете… – но брюнетка свернула в боковой коридор, не отозвавшись.
Катя вошла наконец в зал и, не сказав никому ни слова, села в дальнем конце стола.
– Ты что здесь делаешь? – раздраженно осведомился муж.
Катя промолчала, вместо нее ответил Рокотов:
– Это я попросил Екатерину Алексеевну прийти на собрание. Позднее я объясню причину…
Петр зло и удивленно взглянул на Рокотова, потом на жену, но промолчал.
Назначенное время уже прошло.
– Чего мы ждем? – Петр Коваленко нетерпеливо взглянул на часы. – Давно пора начинать!
– Но вы видите, что еще не пришел Юрий Борисович!
Действительно, место Муратова пустовало.
– Это неуважение к коллегам! – обиженно проговорила Фира Раевская. – Всех же предупредили о собрании…
– Да он уже приехал, – подал голос скромно молчавший Бубенцов. – Я видел его возле второй студии… да он же с вами разговаривал, Петр Федорович!
Петр недовольно фыркнул, пожал плечами, проговорил, ни к кому не обращаясь:
– Ну, так пошлите за ним кого-нибудь!
– Алла Васильевна, – Рокотов повернулся к секретарше, – найдите, пожалуйста, Юрия Борисовича, скажите ему, что мы собрались и ждем только его!
Алла кивнула, вышла из зала заседаний.
Проводив ее взглядом, Петр снова исподлобья посмотрел на жену и сквозь зубы процедил:
– И все-таки, какого черта ты здесь делаешь?
Она уже хотела что-то ответить, но тут дверь зала распахнулась.
На пороге стояла Алла, но ее трудно было узнать.
Всегда сдержанная, чопорная, аккуратная, всегда невозмутимая секретарша была непохожа на себя. Волосы ее буквально стояли дыбом, лицо перекошено ужасом, глаза широко распахнуты.
Она тяжело дышала, как будто только что пробежала марафонскую дистанцию, и держалась за сердце.
– Алла Васильевна, – удивленно проговорил Рокотов, – что с вами?
– Не… не со мной! – с трудом выдохнула Алла. – Не со мной, с Юрием Борисовичем!
– Да что случилось?
– Он… он умер!
– Как? Алла, что ты несешь? – выпалила Фира Раевская, вскочив со стула. – Как это – убит? Почему убит? Глупости!
– По… посмотрите сами… – дрожащим голосом ответила секретарша и махнула рукой, словно снимая с себя ответственность. – Он… он в кабинете Елизаветы Петровны…
Все повскакали с мест и бросились прочь из зала заседаний. В дверях всегда предельно вежливый Бубенцов столкнулся с Раевской, но даже не извинился – ему было не до того. Все поспешили по коридору к кабинету Елизаветы, и на всех лицах было выражение испуганного недоверия, всем хотелось, чтобы слова Аллы оказались глупой ошибкой.
Катя тоже шла вместе со всеми, подхваченная общим порывом.
Раевская бежала впереди остальных, она распахнула дверь, первой вбежала в кабинет и закричала.
Этот крик как бы подвел черту, надежды на ошибку не осталось.
Все снова столкнулись в дверях.
Отсюда уже был виден кабинет Елизаветы, хорошо знакомый всем присутствующим: большие окна, стеллажи с книгами и журналами, на светлых стенах – афиши фильмов и сериалов, рекламные постеры канала, дипломы конкурсов и фестивалей. Между окнами – большой стол, и за этим столом, уронив на него голову, сидел Юрий Борисович Муратов.
Можно было подумать, что он устал и заснул, уронив голову на стол, точнее, на груду бумаг.
Можно было бы так подумать – если бы не страшная рана на голове, если бы не кровь, залившая всю столешницу, если бы не брызги крови на полу и на стене позади стола.
При виде этого жуткого зрелища все окаменели, застыли в дверях, словно превратившись в скульптурную группу – аллегорию ужаса и изумления. Раевская ожила первой, подбежала к столу, схватила Муратова за руку и закричала:
– Юрий Борисович! Юра! Что с тобой?
Она трясла безжизненную руку, пыталась заглянуть в лицо Муратова.
Наконец уронив его руку на стол, она обернулась к остальным и крикнула:
– Что вы стоите? Может быть, ему еще можно помочь? Кто-нибудь, вызовите «Скорую»!
Катя вспомнила, что свекровь когда-то говорила, будто у Муратова и Фиры сто лет назад был роман. Впрочем, эта мысль была неважной и неуместной.
Все остальные уже окружили стол, молча смотрели на неподвижного Муратова. Рокотов подошел к Фире, взял ее за руку, попытался отвести ее в сторону.
– Эсфирь Ильинична, – проговорил он мягким убедительным голосом, – ему уже никто не поможет. Юрий Борисович умер. И не надо ничего здесь трогать. Это – место преступления.
– Умер? – переспросила Раевская, обведя присутствующих невидящим взглядом. – Но как же так…
– Пойдемте отсюда, – уговаривал ее Рокотов. – Вам не нужно тут находиться, не нужно смотреть на него…
Фира подчинилась. Она шла медленно и неуверенно, как кукла. Ведя ее под руку к двери, Рокотов обернулся к остальным и проговорил сухим трезвым голосом: