Перстень Иуды
Шрифт:
То, что члены комиссии находились в хорошем расположении духа, обрадовало Визжалова, хотя он знал, что это, в общем-то, мало что значит: настроение может измениться в любую секунду. Сделав три шага вперед, он замер по стойке смирно и, стараясь говорить ровным голосом, доложил:
– Товарищ генеральный комиссар госбезопасности, начальник секретно-политического отдела, старший майор государственной безопасности [32] Визжалов прибыл для прохождения кадровой комиссии!
32
Это
Комиссары перестали смеяться и принялись пристально рассматривать кандидата. От жестких пронизывающих взглядов становилось не по себе, но тут же внутренняя уверенность рассеивала неприятное чувство, как будто доспех, отражающий направленные в него стрелы.
Ягода встал, обошел стол и, заложив руки за спину, приблизился к Визжалову вплотную. Тот напрягся. Узкое нервное лицо с плотно сжатыми губами приблизилось к его лицу. Круглые очки увеличивали глаза, Аристарху показалось, что начальник видит его насквозь. Сильно пахло незнакомым одеколоном. Наконец, генеральный комиссар госбезопасности шагнул назад и улыбнулся. Только улыбка эта была нехорошей, недоброй, даже угрожающей.
– Вы посмотрите, товарищи, какой великан, – сказал он, продолжая улыбаться, хотя и не поворачиваясь к остальным. – Он даже выше начальника ГУГБ! Не есть ли это нарушение субординации?
– Так мы можем его укоротить, – послышалась реплика от стола, и опять все четверо захохотали.
– Ну, вы-то меня в Прокруста не превращайте, – серьезно произнес Ягода.
Смех оборвался. Комиссары стали озабоченно перешептываться:
– А кто такой Прокруст?
– Не знаю…
– Наверное, какой-то меньшевик. Или вредитель…
– Да ты что!!
Генеральный комиссар госбезопасности ждал, как ждет учитель, пока успокоится расшалившийся класс.
– Извините, Генрих Григорьевич, неудачная шутка, – покаянно сказал тот, кто сидел справа. – Я не знал этого Прокруста…
Начальник кивнул головой, обошел кандидата, осмотрел со всех сторон и чуть ли не обнюхал. Потом спросил:
– В церковь ходите?
– Никак нет! Я в Бога не верю.
– Я тоже не верю. Но с его представителями иногда встречаюсь. И знаете, что интересно? Когда мы с ними начинаем говорить по-настоящему, вдруг выясняется, что некоторые из них тоже не верят в него. Вам приходилось по-настоящему беседовать с попами?
Визжалов задумался. Что имеет в виду генеральный комиссар? Жесткий допрос священников? Это было. Или расстрел? Тоже было. А может, просто откровенную беседу? Но можно ли допрос назвать беседой?
– Приходилось, товарищ генеральный комиссар госбезопасности!
– Так вот, – продолжил Ягода, – если б вы ходили в церковь…
Он сделал паузу.
– Правда, тогда бы вы здесь не стояли. Или стояли в другом качестве, – начальник повернулся к членам комиссии и улыбнулся, те охотно
– Но допустим, что вы туда ходили. И тогда знали бы об исповеди. Это когда поп с пристрастием допрашивает верующего. А тому врать нельзя, потому что Бог накажет. Знаете об этом?
– Так точно. Знаю.
– Прекрасно. Представьте, что я поп и Бог в одном лице. Стало быть, вы на исповеди, и врать мне нельзя! Отвечайте быстро и честно.
– Жалели тех, кого расстреливали?
Визжалов вспотел, почуяв ловушку. Что можно сказать в такой ситуации? Голова не работала. Но ответ пришел сам собой.
– Слегка. Особенно в первый раз.
Ягода кивнул.
– На коллег доносы писали?
Он еще сильнее покрылся липким потом. Хотелось вытереть лицо платком, но он не смел даже шевельнуться. И снова в голову пришел готовый ответ:
– Приходилось. Из чувства долга…
– Жену били? Оружием пугали? Зло на ней срывали?
Пять пар глаз прожигали старшего майора насквозь.
– Случалось… Редко. И давно.
Ягода снова вплотную подступил к Визжалову, поднял руку, ободряюще положил на плечо и произнес уже другим тоном:
– Не обижайся, старший майор. Если б ты хоть раз сказал «нет», я бы понял, что тебе верить нельзя…
Генрих Григорьевич быстро подошел к столу, заглянул в папку и улыбнулся, на этот раз хорошей улыбкой.
– Аристарх Сидорович, вытрите лицо платком, выпейте стакан воды и успокойтесь. И запомните: передо мной, как перед Богом! Малейшая ложь и… В общем, врать мне нельзя! А назначение вы получите!
Аристарх Сидорович ощутил шевеление под гимнастеркой. То ли это сильней забилось сердце, то ли ворохнулся лев на шнурке.
После этого собеседования жизнь изменилась. Он стал заместителем начальника, получил звание комиссара госбезопасности третьего ранга, въехал в трехкомнатную квартиру «наркомовского» дома на берегу Москва-реки, за ним закрепили две машины, госдачу в Малаховке, прикрепили к Кремлевскому распределителю. А главное, Ягода неожиданно расположился к своему новому заму и всячески выказывал ему свое благорасположение, что вызывало ревность сослуживцев и разговоры о дальнейшем взлете его карьеры. Даже фамилию комиссар третьего ранга изменил на более благозвучную. Прежняя ассоциировалась с визгом, в школе его поэтому дразнили поросенком или свиньей. Теперь он стал Выезжаловым, а это совсем другое дело: звучит солидно и пристойно, даже с неким начальственным акцентом. Но самое главное, сбылось предсказание Иегуды из Кириафа: могущественного покровителя в действительности звали Енон Гершевич Иегуда!
– О чем задумался, Аристарх? – вопрос Татьяны вернул его в сегодняшний день.
– Да так, о делах, – неопределенно ответил он и в свою очередь спросил:
– Что у тебя в редакции?
– Да каждый день ругаюсь с этим Кругловым! Все нервы вымотал. Ему, видишь ли, не нравятся мои статьи, говорит – «преснятина»! А сам-то если что-то напишет, так такую муть несусветную, все с какими-то туманными намеками, которые никто, кроме него самого, не понимает…
– Как его фамилия, говоришь, кто он там у вас? – рассеянно переспросил Аристарх Сидорович.