Перстень Левеншельдов (сборник)
Шрифт:
К вечеру ему пришло в голову, что не худо бы уже сейчас оказать Шарлотте маленькую любезность. Он рад будет послать ей немного цветов. Если она примет их, то ему легче будет впоследствии быть с ней на дружеской ноге. Он поспешил в сад.
— Мне хотелось бы составить красивый букет, — обратился он к садовнику. — Ну-ка, поглядим, что вы сможете мне предложить?
— Лучшее из того, что у нас есть, — это, пожалуй, красные гвоздики. Можно поместить их посередке, с боков пустить левкои и подбавить немного резеды.
Но Шагерстрем сморщил нос.
— Гвоздики,
Подобная же участь постигла и львиный зев, и рыцарские шпоры, и незабудки. Все они были отвергнуты хозяином.
Наконец Шагерстрем остановился перед небольшим розовым кустом, полным цветов и бутонов. Особенно хороши были бутоны. Нежные лепестки выступали из чашечки с заостренными краями, напоминавшими крошечные листья.
— Но, господин заводчик, ведь это же роза столистная! Впервые нынче цветет! Худо она у нас на севере приживается. Другого такого куста вы не сыщете во всем Вермланде!
— Это как раз то, что мне требуется. Я хочу послать букет в пасторскую усадьбу, а ведь вы знаете, что все другие сорта роз у них есть.
— Ах, вон что! — обрадованно сказал садовник. — В пасторскую усадьбу! Это дело иное. Я бы очень хотел, чтобы пастор увидел мои розы столистные. Он-то знает в этом толк.
Итак, бедные розы были срезаны и посланы в пасторскую усадьбу, где их ожидала столь плачевная участь.
Но зато совершенно иной прием ожидал пастора из Корсчюрки, когда он на следующее утро явился в Озерную Дачу.
Вначале маленький пастор чинился и держался натянуто, но, в сущности, он был человеком прямодушным и простым, как и сам Шагерстрем. Оба они тотчас поняли, что церемонии между ними совершенно излишни, и вскоре беседовали запросто и непринужденно, как два старинных друга.
Шагерстрем воспользовался случаем, чтобы задать несколько вопросов о Шарлотте. Он осведомился о ее родителях, о ее состоянии, но прежде всего его интересовал жених Шарлотты и его виды на будущее. Ведь помощник пастора не имеет, должно быть, достаточно средств, чтобы жениться? Есть ли у молодого Экенстедта какие-либо надежды на повышение?
Пастор был крайне удивлен его вопросами, но поскольку все то, о чем спрашивал Шагерстрем, ни для кого не было секретом, он отвечал ему ясно и прямо.
«Он коммерсант, — думал старик, — и смотрит на все по-деловому. Видно, так принято в нынешние времена».
Наконец Шагерстрем пояснил, что он, будучи председателем правления горнозаводчиков, имеет право назначать заводского пастора. Несколько недель тому назад там открылась вакансия. Жалованье, разумеется, не слишком велико, но пасторская усадьба весьма благоустроена, и прежнему обитателю жилось в ней недурно. Не думает ли пастор, что это место могло бы подойти молодому Экенстедту?
Предложение это крайне поразило пастора Форсиуса, но старик был себе на уме и принял его как нечто должное.
Он степенно вытащил табакерку,
— Вы, господин заводчик, не могли найти юношу, более достойного вашего участия.
— Тогда это дело решенное, — сказал Шагерстрем.
Пастор спрятал табакерку в карман. Он почувствовал огромное облегчение. Вот так новость привезет он домой! Он нередко с беспокойством думал о будущем Шарлотты. Хотя он весьма высоко ценил своего помощника, но ему не по душе было, что тот и не помышляет о повышении, которое позволило бы ему жениться.
Внезапно добросердечный старик обратился к Шагерстрему:
— Вы, господин заводчик, любите доставлять людям радость. Так не делайте этого вполовину! Поедемте к нам в пасторскую усадьбу и сами скажите о ваших планах молодым людям. Поедемте, и будьте свидетелем их счастья. Я хотел бы доставить вам эту радость, господин Шагерстрем.
Выслушав предложение пастора, Шагерстрем улыбнулся. Видно было, что оно ему пришлось по душе.
— Но, быть может, я приеду некстати? — нерешительно проговорил он.
— Некстати!.. Отнюдь! Об этом и речи быть не может! С такой-то вестью и некстати?
Шагерстрем готов был уже ответить согласием, но, внезапно спохватившись, хлопнул себя по лбу:
— Совсем из головы вон! Нет, я не смогу ехать. Сегодня я отправляюсь в дальнюю поездку. Карету подадут к двум часам.
— Да что вы говорите! — воскликнул пастор. — Экая жалость! Но я понимаю. Дело прежде всего.
— Уже и комнаты на постоялых дворах заказаны, — огорченно сказал Шагерстрем.
— А нельзя ли сделать так, чтобы вы, господин заводчик, отправились тотчас со мной в моей карете? Она ведь ждет меня, — сказал пастор. — А ваша карета придет за вами к нам в усадьбу в назначенное время.
На том и порешили. Форсиус и Шагерстрем отправились в Корсчюрку в карете пастора, а Шагерстрем распорядился, чтобы его карета приехала за ним в пасторскую усадьбу, как только будут уложены мешок с провизией и все вещи в дорогу.
По пути в Корсчюрку оба веселились, точно два крестьянина, едущие на ярмарку.
— По мне, так Шарлотта вовсе этого не заслужила, — сказал пастор. — Особенно если вспомнить, как она вчера обошлась с вами, господин заводчик.
Шагерстрем расхохотался.
— А теперь она окажется в весьма щекотливом положении, — продолжал пастор. — Хотел бы я поглядеть, как она из него выпутается. Это, должно быть, забавно будет! Вот увидите, господин заводчик, она выкинет что-нибудь этакое, неожиданное, до чего никто другой вовек бы не додумался. Ха-ха-ха, вот забавно-то будет!
Прибыв в усадьбу, они, к крайней своей досаде, услышали от служанки, что старая госпожа с барышней еще не возвращались с именин. Но пастор, зная, что они вот-вот должны появиться, пригласил Шагерстрема в свою комнату, которая находилась в нижнем этаже. Сегодня у него и в мыслях не было просить его подняться наверх, в гостиную.