Перстень с чёрным агатом
Шрифт:
– А как он тебя нашёл?
– Есть у меня один приятель, – нехотя сказал Игорь, – ну как приятель… так… общались раньше. Это он посоветовал.
– Я всегда знал, что ты с головой не дружишь, но чтобы настолько! И этот Николай сто пудов из психушки сбежал.
Игорь выпрямился, вытер вспотевший лоб:
– Он узнал, что бабка умерла, и поехал к её дочери. Просил продать кольцо, по-хорошему просил, а она не согласилась. Ни себе ни людям, я считаю.
Я подумал, что этот незнакомый Николай самая настоящая скотина: сам не стал заниматься
Работали молча. Игорь – спокойно, будто перекапывал грядки на даче, а я с озлоблением втыкал лопату и отбрасывал глину по обе стороны могилы. Сухая земляная пыль щекотала нос, лезла в глаза. Время от времени я поглядывал по сторонам, очень боялся, что нас застукают. Макаркин успокаивал: кладбище старое, хоронят здесь очень редко. И днём людей не бывает, ночью – тем более.
Лопата стукнула о дерево, Игорь перевёл дух: наконец-то! Я вдруг понял, что практически стою на крышке гроба, и поспешил выбраться из ямы. Присел, устало вытер грязное лицо краем майки.
– Гвоздодёр дай, – донеслось снизу, – он в рюкзаке.
Я отыскал гвоздодёр, подал не глядя:
– Возьми.
– Слушай, подержи фонарь, а то не видно ничего. Не надо помогать, просто посвети, это ведь ты можешь?
Скрепя сердце я взял фонарь. Не хотел смотреть, но почему-то не отводил глаз от тёмного гроба. Игорь ловко орудовал инструментом, как будто всю жизнь гвозди из гробов вытаскивал.
– Готово, – сказал он и шумно выдохнул. – Открываю.
Мне было страшно, ему наверняка тоже.
– Погоди, может, не будем…
Игорь так посмотрел, что отговаривать пропала охота. Он взялся за крышку гроба, под которой оказалась какая-то накидка, прикрывающая тело. Я хотел отвернуться, но продолжал смотреть. Ожидал вони, смрада, трупного запаха – и не дождался. А ведь он должен быть, потому что месяц прошёл. В памяти всплыли какие-то статьи и передачи, в которых говорилось о проблеме кладбищ: тела перестали разлагаться из-за обилия консервантов в еде. Выкапывают покойника через тридцать лет, а он как огурчик.
– Лицо открывать не буду, вдруг ещё сниться начнёт, – сказал Игорь сиплым голосом. – Опусти фонарь ниже.
Он отвёл в стороны складки ткани (его просто колотило), показались сложенные на груди крупные серовато-бледные кисти рук. На среднем пальце тускло поблёскивал перстень, тот самый, с чёрным камнем.
– Перчатки дай… там, в рюкзаке. И телефон… заснять надо.
– Спятил?
– Ничего не спятил. Как доказательство сохраню на всякий случай.
Я подал резиновые жёлтые перчатки, в которых моют посуду, Игорь надел их и после секундного колебания решительно потянул кольцо, придерживая руку покойницы. Перстень не поддавался.
«А если не снимется?» – запаниковал я.
– Не снимается, чёрт, палец распух, – пропыхтел Макаркин. – Придётся резать… Глеб, дай нож.
– Что? С ума сошёл?! – Я мгновенно взмок под рубашкой. За спиной почудились шорохи, казалось, что чей-то взгляд
– Тогда помоги, чего время тянешь.
Я спустился в яму, бормоча проклятья. Второй пары перчаток Макаркин не припас, и ради гигиены пришлось обхватить запястье покойницы через накидку. Игорь крепко сжал перстень и дёрнул. От рывка сбилась ткань, накрывающая лицо усопшей, я вскрикнул и зажмурился: на меня уставились два мёртвых тусклых глаза на изрытом морщинами лице.
– Она смотрит!
– Тише ты, чего орёшь? Кто смотрит?
Тёмные веки покойной были плотно закрыты. Показалось…
– Всё равно не снимается. – Игорь скривился, сплюнул. – Вылезай и подай нож.
…Через несколько минут я вытянул Макаркина из ямы. Он показал перстень на ладони, удовлетворённо улыбнулся:
– Всё окей. Палец назад приставил, как и было.
Мы торопливо закидали яму землёй, не тратя время на разговоры, установили на место деревянный крест и постарались привести могилу в прежнее состояние.
Стало светать. Игорь погасил фонарь и придирчиво осмотрел холмик, поправил его лопатой. Дело было сделано, он успокоился и повеселел. Сорвал несколько стебельков каких-то синих полевых цветов, растущих у дороги, воткнул возле венков.
– Прости, если можешь, Клавдия Фёдоровна.
Глава 3. Друг мой Игорь
Макаркин надел кольцо на палец и удивился:
– Думал, что мало будет, а оно как влитое. Что за камень, ты не знаешь?
– Агат, наверно… тебе идёт, – покосился я. Перстень сделал его руку красивой, даже изящной.
– Голова чего-то трещит, – поморщился Игорь. Прицелился камерой, щёлкнул несколько раз и отправил кому-то снимки.
Телефон зазвонил почти сразу, и друг ответил, довольно улыбаясь и предвкушая похвалу:
– Задание выполнено, шеф!
На том конце разразились руганью:
– Болван! Немедленно сними кольцо! У него должен быть один хозяин!
«Шеф» так орал, что мне было прекрасно слышно каждое слово.
– Да ладно, ладно… – Макаркин стянул перстень, убрал в карман рубашки и застегнул на пуговку. – Снял, не волнуйтесь.
– Как всё прошло? Вас никто не видел? – немного успокоился Николай.
– Нормально управились. Никто не видел, здесь безлюдно, как в пустыне.
– Не задерживайся, одна нога здесь, другая там. Кольцом не свети и на лапу не надевай. Жду.
Игорь покраснел и сбросил звонок.
– Раскомандовался… Подождёшь, не пожар. – Зевнул, широко раскрыв рот, и добавил: – Спать охота! Глеб, давай отдохнём немного, а?
Я согласился, потому что тоже устал. Всё тело ныло, и разболелась голова. Свернул с трассы в лесок, выбрал тенистое местечко. Игорь решил лечь под соснами, уверяя, что на воздухе сон слаще. Расстелил на опавшей хвое старое покрывало из багажника, а я расположился в машине, открыв ради прохлады окна. Не помню, как уснул. Вроде только глаза закрыл – и провалился в темноту.