Перстень с печаткой
Шрифт:
— Докладывайте по существу, господин капитан. Меня никогда не интересует, сколько дней вам понадобилось поработать, чтобы добыть необходимые сведения. Продолжайте.
— В ходе оборонительных боев второй разведывательный батальон первого полка в районе Урыв — Коротояк был разгромлен. Семьдесят три процента офицерского состава погибли героической смертью, остальные попали в плен. Два-три офицера вернулись в тыл, но установить их фамилии…
— Служил там фельдфебель Пал Шуба из юнкеров? — нетерпеливо прервал его майор.
— Да, служил.
Шликкен становился все более нетерпеливым.
— Вы запросили в прокуратуре дело Борши?
— Прошу, господин майор. — Тодт раскрыл портфель, лежавший у него на коленях, и достал из него две папки.
— Ладно, все нормально, Тодт. Имеете ли вы что-либо доложить о клинике на улице Тома?
— Я еще не получил подробного описания места.
Когда Кальман вошел, Шликкен уже сидел за столом и задвигал ящик, куда убрал папки.
— Заходите смелее, Шуба. Посмотрим, как вас подлечил доктор Мэрер. Прошу вас, друг мой, садитесь. — Кальман сел, оправил свои измятые брюки. — Хотите сигарету? Или конфетку?
— Если позволите, сигарету. Благодарю вас. Но у меня и спичек нет.
— Важно, что у вас есть легкие, — смеясь, проговорил майор. — Ловите.
Кальман ловким движением поймал коробок спичек и сказал:
— Еще немного, и я бы их все выплюнул. — Он закурил.
— Ничего, Шуба. Трудное позади. Вы сами убедитесь, что мы не только так работаем. Наши действия всегда согласуются со временем и пространством. Кстати, какое у вас мнение о докторе Мэрере?
— Я весьма благодарен ему. — Кальман глубоко затянулся. — Я не очень-то верил, что вновь стану человеком.
Шликкен закурил сигарету.
— Видите ли, Шуба, я не делаю тайну даже из того, что, пока вы находились в госпитале, я основательным образом изучал вас. Я знаю, что после выздоровления вы изъявили добровольное желание вернуться на фронт.
— Совершенно справедливо, господин майор.
— Итак, я вас не принуждаю — ведь вы просили дать вам возможность доказать свою преданность и патриотические чувства. Я даю вам эту возможность. Мы берем вас на службу в гестапо внештатным сотрудником. Вы согласны на это, Шуба?
— Согласен, господин майор. Какова будет моя задача?
— Сначала нужно исполнить некоторые формальности. Я дам вам перо, чернила, лист бумаги. А вы напишите прошение о приеме. Адресуйте его командованию гестапо.
— И каково должно быть его содержание?
— А это вы сами должны знать. Напишите, почему вы хотите бороться против коммунистов и их приспешников.
— Понял, господин майор. Сейчас написать?
— Разумеется.
Так Кальман под именем Пала Шубы стал агентом гестапо. У него взяли отпечатки пальцев, сфотографировали его и дали ему подписать вербовочное заявление. Когда с административными формальностями было покончено, Шликкен сообщил ему, что пока он будет жить в своей комнате —
Придя в свою комнату, Кальман сел на край кровати и задумался. Он внимательно оглядел мебель. Немцы, наверно, тщательно обыскали всю комнату, и все же он был убежден, что его револьвер они не нашли, потому что в противном случае его, конечно, стали бы допрашивать, допытываясь, где он его взял и зачем ему нужно оружие. Только он хотел встать и посмотреть, на месте ли револьвер, как дверь неслышно отворилась и в комнату вошла Илонка. Кальман от неожиданности опешил; он так и остался сидеть на кровати, удивленно глядя на улыбавшуюся немного грустной, но в то же время счастливой улыбкой девушку.
— Как ты попала сюда? — спросил он и посадил ее рядом с собой.
Илонка подняла на него свои кроткие карие глаза.
— Пришлось. Я должна была согласиться остаться здесь и убирать, иначе меня интернировали бы. Господин майор сказал, что, если я не соглашусь, он отправит меня в лагерь. Что было мне делать? Они сильно избили меня, Пали, и я очень боялась.
— Они заставили тебя что-нибудь подписать?
— Какую-то бумагу, но я даже не знаю, что в ней было. Не надо было подписывать?
Кальман погладил руку Илонки.
— Все равно. Беды в этом нет, Илонка.
15
Кальман сидел на соломе, прислонившись спиной к сырой стене. Его товарищ по заключению, представившийся ему под фамилией Фекете, равнодушно вышагивал по камере. Это был высокий мужчина лет тридцати, грузный, с рыжими волосами, падавшими на лоб; он слегка прихрамывал на левую ногу. Его длинный нос почти касался верхней губы, обезображенной шрамом, отчего зубы были видны, даже когда рот был закрыт.
— Вас зовут Пал Шуба? — переспросил он и остановился под лампой.
— Да, вы не ослышались, — ответил Кальман и наклонился вперед, так как у него мерзла спина. — Холодно здесь. А вы не мерзнете?
— Я потому и прохаживаюсь, что мерзну, — сказал Фекете и откинул со лба волосы. — Но двигаться здесь надо с умом: воздух тут убийственный. Чувствуете? Тяжелый, так и давит тебе на грудь.
— Тогда не двигайтесь. Садитесь. Ваше счастье, что у вас не отобрали пальто.
Фекете сел, пододвинулся поближе к молодому человеку. Горько улыбнулся.
— Счастье… Если это называть счастьем, то вы правы. — Он взглянул на Кальмана и сладко зевнул. При этом широко раскрыл рот, правда, тут же прикрыв его ладонью. Но Кальман успел заметить у него во рту штук пять золотых коронок. — Спать хочется, — протянул Фекете. — Всю ночь меня допрашивали. Они же по ночам забавляются с людьми. — Он потер небритый подбородок. Кальман обратил внимание на его грязные руки.
— Здесь не дают умываться? — поинтересовался он.
— Дают. Но только нужно очень спешить. Торопят, словно я у них на поденной работе.