Перстень шаха

Силин Анатолий Савельевич

– - А вы скажите, кому мешаем. Мы сами с ними разберемся.

В общем, на мое замечание никакой реакции. Тут еще Беляев на ухо нашептывает: да пускай, мол, ребята повеселятся. Вот эту слабинку бывшего участкового кавказцы, похоже, давно поняли и привыкли к тому, что им все дозволено. Жаловаться же на них студенты просто боялись, так как были разобщены и могли получить по шее от сплоченных кавказцев. Поэтому старались в соблюдение порядка, а точнее в его несоблюдение не вмешиваться.

Я еще раз, уже более требовательно, сказал, чтобы сабантуй прекратили и дали людям нормально отдыхать.

Под одобрительный гул друзей «главный» вновь стал меня убеждать, что

они тут сами разберутся и поговорят с теми, кому мешают.

Меня это зацепило. На нас, работников правопорядка, они попросту плюют! Видите ли, они сами разберутся, а пока что хотят, то и творят!

– - Да кто же вам дал такое право -- самим тут разбираться?
– - сказал я, стараясь держаться спокойно.
– - Кто позволил нарушать распорядок проживания в общежитии? Сказано, кончайте, вот и кончайте!

Смотрю, кавказец тоже завелся. Он-то думал, что пригласит ментов за стол, выпьют вместе вина и никаких тебе проблем. Ведь так всегда и было. А этот новый участковый прицепился как репей и не отстает. Сказал он со злостью:

– - Уж слишком вы смелый и непослушный... Милицейскую форму натянули на себя, а без нее тоже побоялись бы зайти.
– - И засмеялся. Засмеялись и его дружки. Смотрят, ждут, что же дальше будет.

Можно было бы пойти на обострение, но я этого не сделал.

– - Не знаю, как вас зовут, -- сказал я.
– - Но милицейскую форму не вы мне давали и я не хочу этот вопрос обсуждать. Думаю, что ваши друзья это правильно поймут.

Мои коллеги Беляев и Бабаев молчат и переминаются с ноги на ногу. Я понял, что кавказцы и не думают сворачивать свое ночное гульбище. Ах, думаю, наглец, еще и форму мою милицейскую цепляет, стращает, что без формы-то я струсил бы.

– - А я вот смотрю и диву даюсь, -- отвечаю.
– - Вы такой смелый и накачанный, что даже работник милиции вам нипочем. Может, померимся силой, а? Могу и побороться, на Кавказе любят заниматься борьбой.

– - Ха-ха, с работником милиции бороться!
– - воскликнул кавказец.
– - Нет, не пойдет. Вдруг да что-нибудь поломаю, отвечай потом.
– - Ребятня загудела. Такого предложения от меня они явно не ожидали. Мне было понятно, что кавказец, видно, борьбой занимался и безусловно силен. Ах, как ему хотелось проучить этого настырного участкового! Что-то закурлыкали на своем языке, то и дело хохоча и восклицая. Бабаев сбоку меня толкнул:

– - Не вздумай бороться! Им только этого и надо. Пошли на следующий этаж, а их предупредим, что зайдем через часок.

Не-ет, думаю, если сейчас пойду на попятную, то этот парень, да и все, кто здесь собрался, будут считать, что и нового участкового обломали. Слух моментально разлетится среди студентов, и уж тогда точно кавказцы еще больший верх возьмут. Почему бы и не побороться? Сбоку от общежития хорошая спортплощадка, есть свет, вот там и проверим, кто из нас сильнее. Если «джигита» смущает милицейская форма и он боится, как бы мне что-то не поломать, так как отвечать же потом придется, заявлю при всех, что форму сниму и жаловаться ни на кого не буду. И сказал кавказцам все, что думал. Как же все разом изменилось, как совсем по-другому повели себя те, кто только что с каким-то не то что пренебрежением, но уж точно неуважением смотрел на меня и моих товарищей по службе. Я только сказал им, чтоб шли не балаганом, а тихонько и никого не разбудили. Надо было видеть, как они послушно, чуть не на цыпочках выходили из общежития.

Пришли на площадку, нашли местечко, где решили бороться. Я скинул китель и отдал его подержать Беляеву. Брюки снимать не стал, а зря. Они были чуть-чуть узковаты и при

резком движении могли порваться. Мои коллеги ворчат: им непонятен мой замысел, да и волновались, вдруг победит кавказец. Риск, конечно, был, но кто не рискует, тот и не побеждает. А кавказцы кто по-своему, кто по-русски лопочут, радуются предстоящему зрелищу. Они-то уверены, что их друг победит. Мой противник приготовился к правилам вольной борьбы, как с ним договорились. И вот мы наконец встали друг против друга. На всякий случай я еще раз предупредил собравшихся, чтобы не было громких возгласов и криков, ночь все-таки -- не день.

Бороться начал решительно, как когда-то учили. Сумев крепко обхватить противника чуть ниже поясницы, я его приподнял и бузанул спиной об землю. Он, видимо, такого профессионального приема не ожидал, но тотчас вскочил и вновь бросился ко мне. Я опять, малость с ним повозившись, прочно обхватил руками и, приземлив спиной, прижал своим телом к земле. Победа стопроцентная. Собравшиеся вокруг только охали и ахали. А вот брюки-то надо было все-таки снять. Когда во второй раз прижимал кавказца к земле, они, как и предполагал, расползлись по шву. Можно б было попросить у кого-то для борьбы тянучки. Но что теперь об этом, главное свершилось, и я победил настырного кавказца. Победил на глазах его друзей -- тут уж не скроешь. Расцепив руки, встал. И, ей-богу, не ожидал, что побежденный бросится на меня драться. Пришлось немного позащищаться, а потом, тут уж было не до шуток, я, скрутив ему назад руки, спокойно спросил:

– - Ну что -- ломать?

Но этого я, конечно, позволить себя не мог. И надо было видеть, как после схватки переживал кавказец. Он бросился на траву, хватал горстями землю и грыз ее зубами. Однако каких-то обид ко мне как от него, так и от его друзей не было. Скажу честно, что после того ночного случая, я стал у этих ребят авторитетным милиционером. Будет и еще один эпизод с кавказцами, о котором я сейчас расскажу, но там были больше виноваты наши местные студенты.

Драка не состоялась

Обстановка в 1991 году в Воронеже, насколько я помню, была сложной и порой непредсказуемой как в политическом, так и общественно-бытовом плане. Это был период какого-то безвластия, брожения, когда всюду проходили шествия, митинги, собрания и крикуны прорывались к власти. Единственной силой, на мой взгляд, которая в то время обеспечивала должный правопорядок, была милиция. Милицию население побаивалось, и она безусловно играла положительную, сдерживающую роль. О том непростом времени в моей памяти отложилось несколько эпизодов. Вот один из них.

В то время я работал старшим участковым инспектором, и наш опорный пункт, как уже раньше говорил, располагался в общежитии сельскохозяйственного института по улице Ломоносова. Был конец августа 1991 года. Перед началом учебного года в сельскохозяйственный, лесотехнический и другие институты съезжалась после летних каникул студенческая молодежь. Студенты встречались в общежитиях, велись разговоры об отдыхе, учебе, о жизни, а вечером -- танцы на дискотеках. В двух названных мной институтах в то время обучалось немало студентов кавказских национальностей. Много кавказцев проживало и в общежитиях, которые входили в зону моего милицейского обслуживания. Трудно сказать, когда и с чего началось нездоровое противостояние между русскими и кавказскими студентами. Видимо, оно назревало и как больной нарыв должно было вот-вот прорваться. Последний такой конфликт произошел во время танцев на дискотеке «Околица» в 35-й столовой.