Перстень Сварга
Шрифт:
– Вот чего нет, того нет. Он дальше столицы не бывал, зато изъездил все здешние места. Говорю же: мужик хватался за любую работу, лишь бы прокормить семью. Если случалось так, что его никто не брал на работу, то он мотался даже за самым мелким заработком, а то и занимался извозом, частенько уезжая довольно далеко от родного дома. Именно оттого мужик хорошо знает все окрестные места до Гайдаби.
– Знаешь, я слушаю тебя, и мне кажется, что две старых лошади в обмен на то, что он тебе рассказал - это совсем небольшая цена.
– Согласен, но в то время денег у нас с тобой все одно не было, а для него две лошади - это почти что целое состояние.
– Кстати, ты ведь забрал кошелек у того мужичка, что везде возил с собой кокатриса, так? Ну, и сколько там денег?
– Еще не считал, но, похоже, мужику платили
Первое селение на пути беглецов встретилось только часа через два. Вернее, вначале стали попадаться стада коров и овец, потом пошли небольшие рощи фруктовых деревьев, а уж за ними стало видно и селение. Ого, а домов-то там будет с сотню, не меньше, а то и побольше. Крепкие большие дома за высокими заборами, при каждом огород немалых размеров, а уж уток и кур по этому селению бродит просто видимо-невидимо. Ничего не скажешь, люди тут живут справно. Двое незнакомцев в крестьянской одежде сразу же привлекли к себе внимание, правда, селяне к ним не торопились подходить, наблюдали издали. Похоже, в здешние места чужаки заходят нечасто, и их появление запоминается надолго.
Олея считала, что им следует как можно быстрей покинуть поселок, но Бел решил иначе. Он остановил свою лошадь возле одного из домов, который с виду был чуть побольше остальных, да и выглядел побогаче. Понятно, здесь живет если не староста этого селения, то очень уважаемый человек. Услышав вежливый стук, из ворот вышел крепкий мужичок довольно преклонных лет, и Бел, почтительно поклонившись, о чем-то заговорил с ним.
Примерно через час беглецы покинули поселок, и не просто так, а с грузом. У каждого через спину его лошади были перекинуты по две огромные корзины, наполненные яблоками и грушами. Вот теперь никто не отличит этих двоих от простых селян, везущих фрукты на продажу в город. Там, в селении, Бел рассказал невозмутимо слушающему человеку (который, и верно, оказался здешним старостой) что, дескать, они с женой едут из далекого поселка к своим родственникам. Все бы хорошо, только вот когда они ехали вдоль оврага, лошади внезапно чего-то испугались, и понеслись вперед не разбирая дороги, словно бешеные, а одна лошадь вообще свалилась в овраг вместе со всем добром, что на ней было навьючено, и при падении, похоже, сломала себе хребет. Непонятно, что же там, в овраге, было такое страшное, потому что возвращаться, а уж тем более спускаться вниз они не стали: уж очень были перепуганы лошади, еле их остановили через несколько верст, и то с трудом. Дескать, вот потому мы и хотим у вас спросить: что же такое жуткое водится в этом овраге? Если честно, то и мы очень испугались… Ну, а заодно к вам будет просьба: раз мы потеряли чуть ли не все, что везли (а к родне с пустыми руками приезжать как-то не принято) то не могли бы вы нам продать немного хороших фруктов - все же надо хоть что-то привести в подарок дорогим родственникам!..
Удивительно, но слова Бела сработали, как надо: пусть беглецов и не пригласили во двор старосты (по здешним меркам чужакам нечего делать во дворах селян), но внимательно выслушали, и не очень удивились его рассказу, или хотя бы сделали вид, что не удивлены. Как позже стало понятно, здешний овраг был тем самым местом, которое среди местного населения считался чем-то вроде страшилки, которой пугают детей. Конечно, вряд ли там в действительности водится хоть что-то по-настоящему жуткое, но людям всегда хочется чего-то таинственного или необычного, и этим требованиям вполне соответствовал на редкость длинный овраг, тем более что он, по мнению местных жителей, не имел конца и края. Вообще-то Олея и Бел, когда пробирались по оврагу, не встретили там ничего страшного (если, конечно, не считать кокатриса, но это уже не имело никакого отношения к обитателям здешних мест), но если людям хочется иметь под боком нечто страшное и необъяснимое, то отчего бы и не пойти им навстречу в этом вопросе?
В общем, дело закончилось тем, что беглецов подробно расспросили о произошедшем, потом им продали фрукты, а заодно
Итак, теперь беглецы едут по дорогам чужой страны совсем неотличимые от местных жителей. До вечера они проехали еще два селения, и в каждом почти что-то покупали для того, чтоб придать себе еще большее сходство с крестьянами, которые везут урожай на рынок.
Ночь застала их едва ли не посередине сжатого поля, но особо расстраиваться по этому поводу беглецы не стали. Сойдя с неширокой дороги, они постелили на землю накидки и расположились прямо на колючей стерне - все равно поблизости нет ни рощиц, ни кустов, так что нет никакой разницы, где им можно переночевать. Сняли с уставших лошадей тяжелые корзины, достали еду, которую купили в дороге, и поели впервые за весь день.
– Бел, а для чего ты рассказал селянам о том, будто нас кто-то напугал?
– не выдержала Олея.
– Видишь ли, появление чужаков в этих местах - дело нечастое, а мы еще и заявились налегке, без груза, что само по себе считается странным. В здешних местах люди понапрасну лошадей не гоняют: народ тут живет хозяйственный, скотину бережет, и очень настороженно относится к незнакомым людям, невесть каким образом оказавшимся в здешних глухих местах. К тому же, спорить готов, селяне знают в лицо очень многих обитателей соседних селений, и наших физиономий там точно нет. Мы чужаки, приехали неизвестно откуда, и в этом случае мне трудно предугадать поведение здешних жителей, особенно если учесть, что люди живут они здесь довольно обособленно, и оттого имеют немалое опасение к незнакомцам. Если бы мы показались им по-настоящему подозрительными, то они, без сомнений, сумели каким-либо образом предупредить стражников, которые наверняка имеются хотя бы в одном из здешних поселков.
– Так селяне нам поверили?
– Трудно сказать наверняка, но то, что вдоль оврага для проверки наших слов завтра же направятся мужики из поселка - в этом я нисколько не сомневаюсь.
– Так они же найдут…
– И пусть находят. Я почти не сомневаюсь, что к тому времени наш связанный пленник сумеет освободиться от пут: веревку о камень перетрет, или каким-то образом сумеет ее перегрызть… Естественно, что на месте оставаться он не будет и вряд ли задержится для того, чтоб проливать горькие слезы над своим погибшим кормильцем-поильцем, то есть над кокатрисом. Возможно, мужик над ним и повздыхает, но постарается уйти как можно быстрей, прихватив что-то из сваленного на землю добра, но унести все никак не сможет. В результате селяне, если даже дойдут до нужного места, найдут сваленные мешки, мертвую лошадь и дохлого кокатриса, что полностью подтвердит наши слова. Что они будут делать потом - это их дело, но о том, что в овраге водятся чудовища - об этом теперь будут рассказывать чуть ли не каждому.
– Но ведь обо всем этом станет известно страже, и они начнут расследование! Наверняка разберутся, что это кокатрис, или василиск - я ж не знаю, как этих тварей называют в здешних местах!
– Да как бы не называли, пусть потом думают, что это за нечисть и откуда взялась. Для нас с тобой куда важней оказаться как можно дальше от этих мест, и как можно ближе к Руславии.
– Но этот мужчина, хозяин кокатриса… Он наверняка кинется к Юрлу!
– Наверное. Но ему вначале нужно будет добраться до Юрла, а на это требуется время. Лошади у мужика нет, а украсть ее в поселке довольно сложно: ты же сама видела - там каждый приехавший находится под постоянным и негласным присмотром. Если же он попытается это сделать, то я ему не завидую: в здешних местах с теми, кто крадет лошадей, поступают предельно жестко. Не исключено, что этот человек в состоянии заплатить селянам, чтоб его довезли до дороги: хотя я его и обшарил, но вполне может оказаться, что часть деньжонок у него была припрятана в тех мешках, которые он возил на своей лошади.