Перуновы дети
Шрифт:
Печенеги, оказываясь в русском лесу, всякий раз испытывали страх, потому что сразу теряли ориентацию: где какая сторона света.
А глухая чащоба, пробраться через которую порой не было никакой возможности, сразу разъединяла и поглощала людей и коней. Как рассказывали многие очевидцы, в такой глухомани неведомо откуда вдруг начинали со всех сторон сыпаться русские стрелы, прочная земля под ногами разверзалась ямами-ловушками, согнутые деревья и ветки мигом распрямлялись и уносили вверх свои жертвы с выпученными от удушья очами, угодившие в хитроумные верёвочные петли. А за стволами и кустами мелькали непонятные тени то ли людей, то ли лесных духов, которые во множестве водятся в русских лесах. Один из таких призраков заметили сегодня дозорные. Заподозрив, что это русский лазутчик, они погнались за ним, но вернулся только один и клялся, что видел
Тураган-бей, возглавлявший засадный отряд, подозревал, что дозорный лжёт, боясь кары за то, что упустил переодетого лазутчика. Но вот прошли самые опасные места, где они могли быть хорошей мишенью в узком овраге, а никто не появлялся и не нападал. Может, то действительно был дух этого чужого непонятного леса?
Тураган пришпорил коня, чтобы поскорее выбраться из тесных объятий сырых обрывов, за ним нетерпеливо гарцевали сотни, а разъезд уже вылетал на расширяющийся лесной лог. В этот миг послышался треск, и с боков на головы всадников полетели мощные корневища, покатились огромные валуны и посыпались целые стволы деревьев. Пропустив разъезд, отряд Микулы стал устраивать завал перед основным войском, быстро обрушивая вниз всё, что удалось подготовить из подручных средств. Одновременно с обеих сторон оврага полетели выпускаемые лучниками стрелы. Растерявшийся разъезд повернул было обратно, но потом стал разворачиваться и растекаться в стороны, однако этого промедления оказалось достаточно, чтобы почти все передовые печенеги были сняты меткими выстрелами лучников.
Тураган, справившись с первой растерянностью, вызванной столь неожиданным нападением, направил коня на пологий склон, стремясь объехать завал. Остальные также стали взбираться по склонам, вырываясь на простор. Печенежские ответные стрелы пропели в направлении леса.
И тут с громким кличем из-за деревьев посыпались всадники во главе с Микулой и кинулись вниз, к месту свалки, чтоб «закупорить» основное место вытекания печенегов, просачивающихся сквозь завал.
Микула летел на своём вороном коне без щита, но с двумя саблями, непрестанно мелькавшими так, будто у него в каждой руке было по Перуновой молнии. Степенный и даже медлительный, сейчас он неузнаваемо преобразился и сам был похож на молнию, грозную и бесстрашную. Они врезались в самую гущу, разя врагов и выбивая их из сёдел. Печенеги в овраге за излучиной слышали звуки начавшейся стычки, но ещё не знали, откуда взялся противник, кто он и каким числом. Многие пытались выбраться из западни, поднимаясь наверх по крутым склонам, но сделать это в сёдлах было нельзя: лошади скользили по глине и падали, приходилось брать их под уздцы и буквально вытаскивать из оврага.
Светозар вместе с пешими воями под началом Рябого орудовал наверху. Они зажгли сушняк в овраге и опрокидывали печенегов, пытающихся вылезти наверх. Лучники целили прежде всего во вражеских военачальников, отличающихся богатым убранством.
Один из печенежских сотников повёл своих людей назад, туда, где к большому оврагу примыкал более мелкий, чтобы вырваться из «мешка», обойти неожиданного противника, ударить по нему сзади и уничтожить. Потому как, ежели они не выполнят приказ своего повелителя Умар-Акана и не придут вовремя на помощь главным силам на поле боя, то всех сотников ждёт мученическая смерть. Их посадят живыми на кол или зашьют в свежую кожу и подвесят на солнце на поживу мерзким червям. Либо бросят в чаны и станут медленно подогревать воду до кипения, а стоящие вокруг воины будут заталкивать обратно людей, обезумевших от невыносимых мук медленной смерти. Сотня быстро пошла в обход.
Рябой метался рыжим дивом в горячке боя, привычно орудуя своим охотничьим ножом. Несколько печенегов сразу выскочили из оврага, один из них – на коне – замахнулся саблей. Светозар, отражая удары правой рукой, левой уже заученным движением ухватил всадника за ступню в кожаном сапоге и резко толкнул вверх. Тот потерял равновесие и, выкатившись, как спелый горох из стручка, упал прямо к ногам Рябого, который тут же всадил ему клинок под сердце. Однако летевший во весь опор рослый печенег на ходу вогнал палаш прямо в беззащитную спину Рябого и, вытащив окровавленный клинок, поскакал дальше. На лице Рябого на миг отразилось недоумение, он медленно осел, а потом ткнулся в сырую землю.
Светозар
Лишившись копья, Светозар вытащил меч и вступил в схватку, быстро перемещаясь, уходя от ударов и падающих на землю лошадей и всадников. Яростная сила придавала движениям Светозара такую невероятную быстроту и точность, позволяя оставаться невредимым в страшной рубке, что даже опытные бойцы-печенеги уклонялись от юноши с обоюдоострым мечом и страшным пылающим взором. Светозар впервые вошёл в то состояние, о котором так много слышал от Мечислава и других воинов, когда силы удесятеряются и в мире не существует больше ничего, кроме желания одолеть врага. Светозар легко и быстро управлялся с мечом и часто упреждал удар противника молниеносным выпадом или же уклонялся, а потом снова так же точно разил неприятеля.
Впереди неутомимо трудился Микула с верными соратниками, и время для них укладывалось в промежутки между взмахами меча или топора. Поэтому никто не знал, сколько прошло времени – много или мало, сражались они час или втрое дольше, когда с другой стороны лога послышался гик и топот. Это замыкающая печенежская сотня, пройдя по боковому руслу, обошла с тыла и теперь двигалась к месту рубки. Лучники почти все погибли, поэтому редкие стрелы успели уложить лишь нескольких кочевников. Сотня с победными воплями скатывалась в лощину, устремляясь на горстку оставшихся храбрецов.
– В Коло! – сиплым басом прокричал Микула.
Его соратники, прорубившись сквозь врагов, сомкнулись в круг, чтоб принять свою теперь уже верную смерть не поодиночке, а плечом к плечу, не давая врагу ударить в спину. Их осталось немного – не более трёх десятков, и печенеги с торжествующими возгласами набросились на сопротивляющееся последними усилиями коло. Многие уже не вступали в битву, а начали строиться в боевой порядок, чтобы двинуться в степь на помощь своим.
Зазвенели, скрестившись в смертельных ударах, мечи и сабли. И в этот миг ещё более сильные и дружные возгласы потрясли воздух – к месту сражения во весь опор мчалась личная сотня боярина Кореня, блестя на солнце начищенными доспехами. Это были рослые отборные воины, к обучению которых боярин относился особо ревностно. Они могли разметать не только эти три-четыре сотни печенегов, но с такой же решимостью выступить и против тысячного отряда, и неведомо, на чьей стороне была бы победа.
С криками «Ра-ва! Рр-а-ва!», которые сливались в единое волнообразно колеблющееся «У-рр-а-а!», конная кавалькада разделилась на две части и с ходу окружила растерявшихся печенегов, которые не знали, сколько их осталось и сколько рассеялось в лесу. В живых не было ни Тураган-бея, ни многих других военачальников, поэтому степняки сразу ослабили тугое кольцо вокруг Микулы и начали отходить. Разметав начавшую разбегаться и сдаваться в полон вражескую силу, дружинники во главе с сотником Лютым пробились к окружённым воям, которые, завидев подмогу, разразились радостными криками. Их силы будто удвоились, и они ожесточённее заработали мечами, избавляясь от последних врагов.