Первая Галактическая (сборник)
Шрифт:
— Вот именно, сэр. Его привезли к нам в пятилетнем возрасте.
На лице офицера наконец отразилось понимание сути того, что пытался втолковать ему охранник. Обернувшись к Рощину, он еще раз оценивающе взглянул на него и внезапно усмехнулся:
— Ну что ж, парень, тебе повезло. Теперь ты узнаешь, что такое НАСТОЯЩАЯ жизнь.
Андрей снова хотел пожать плечами, но не стал. В его молчаливой покорности присутствовало непонятное офицеру здравое, рациональное начало. Тюрьма тоже научила его кое–чему. Поживем — увидим, говорили его глаза с мелкой сеточкой разбегающихся по углам
За шестнадцать лет заключения он привык делать выводы только из конкретных, неоспоримых фактов…
***
…Через минуту или две все пространство поляны напоминало собой развороченный механический муравейник: огромные серв–машины, исчадия высоких технологий военно–промышленных комплексов Земли, в тесноте спускались с аппарелей, выворачивая центнеры земли трехпалыми ступоходами, нервно вспыхивали соприкасающиеся защитные поля, визгливо всхлипывали приводы, глухо вибрировала броня…
Наконец в механической толчее наметился какой–то порядок — машины образовывали звенья, делясь на тройки.
Аппарели посадочных капсул начали закрываться, смыкая лепестки в непробиваемый монолит обшивки, и через некоторое время на поляне опять возвышались пять исполинских «яиц» с шершавой, шелушащейся окалиной броней.
Головная серв–машина исчезла во тьме.
Вслед за ней двинулось первое звено, за ним второе, третье повернуло правее, четвертое влево, и пошло… пошло…
Поляна начала пустеть. Темный лес, меж стволов которого гнездился мрак, проглатывал многотонные шагающие машины, и лишь визг серводвигателей некоторое время еще доносился из чащи, обозначая направление, в котором скрылся механический легион захватчиков.
Глава 12
Усадьба Полвиных.
Одиннадцать часов вечера
Ольге этой ночью не спалось вообще. Она честно погасила свет, разделась, легла в постель, но не чувствовалось в теле той сладкой истомы, которая предполагает возможность быстро и приятно отойти в мир снов.
Наоборот, стоило закрыть глаза, как в голове одна за другой начинали возникать разные мысли. И что хуже всего, этим злополучным вечером в ее сознании толклись вопросы, на которые никак не находилось нормального, понятного ответа…
Через полчаса, измяв подушку, скомкав одеяло, она не выдержала.
В эту ночь все казалось чужим, раздражающим. Даже попискивание электронных часов, отмечавшее каждые прошедшие тридцать минут, и то вызывало внутренний протест.
Лежать, слушая тишину, в которой тонкий зуммер исправно отмечал некие временные вехи, оказалось невыносимо. В первый раз она столкнулась с таким явлением, как бессонница, и это состояние показалось ей ужасным…
Ольга откровенно не понимала — что происходит с ней?!. Почему внутри нет прежнего покоя? Почему жизнь, казавшаяся такой понятной и приятной, вдруг стала удивительно похожа на скомканную простыню?
Неужели причина в этом роботе, корабле? Или она мучается оттого, что электронная машина показала ей частичку собственной памяти, бесстрастную видеозапись далеких событий, к которым она уж точно не причастна никоим образом?..
Нет… Не годится. Простыня опять доползла на голову, но ей оказалось не под силу сыграть
Она не хотела больше думать об этом, но мысли никак не желали подчиниться ее воле. Где логика в ее словах, чувствах, поступках? Что за странное искушение вдруг овладело ее разумом?
Не разумом, а душой… — неожиданно для самой себя подумала Ольга, решительно выпутавшись из–под простыни.
Пол приятно холодил босые ступни ног.
Она не хотела пребывать в таком состоянии раздвоенности. Это было противоестественно для нее, ненормально, гадко…
Может быть, я чего–то не поняла? Пропустила что–то важное, значимое, а теперь пытаюсь погрешить на других?
Открыв встроенный в стену шкаф, она бесцеремонно отодвинула вешалки с платьями, достала спортивный костюм и стала одеваться. Обув кроссовки, по привычке подошла к зеркалу, но свет зажигать не с#тала — просто взглянула на отразившийся в нем смутный силуэт своей фигуры, машинально провела рукой по непослушной прядке волос, потом решительно повернулась, отворила окно и выскользнула на улицу, удивляясь собственному безумству.
С той стороны дома по–прежнему сияли две лампы. Там звенели гаечные ключи в руках Степа, что–то несколько раз со скрипом повернулось вокруг оси. Не знающий устали дройд возился с ее машиной.
Крадучись Ольга прошла сквозь сад, на секунду остановилась около низенького забора, потом перелезла через него и углубилась в лес по едва приметной во мраке тропинке.
Она знала, что ей потребуется не больше часа, чтобы напрямую добраться до цепочки пологих холмов, в гребне одного из которых застрял космический корабль. Больше того — она знала, зачем идет туда.
Только сейчас, шагая по знакомой с детства лесной тропинке, Ольга наконец поняла, почему она не могла не уснуть.
На самом деле думая о себе, жалея себя (совершенно недопустимое недоверие, вранье, снисходительная полуправда со стороны родителей была обидна своей незаслуженностью), мысленно споря с отцом, приводя ему какие–то доводы, она постоянно думала об этом странном, случайно встретившемся на ее пути понятии «Дабог». Он ничего не значил в ее жизни, и она, конечно, не могла изменить политику Кассии в отношении происходящих на других планетах событий — более того, она не была до конца уверена в том, что данное решение неправильно…
Кассию действительно могли раздавить, оккупировать, сжечь — сделать с ней все что угодно. Но эти термины не находили отклика в ее душе. Она не могла содрогаться от таких мыслей, потому что в ее жизни не было места подобным прецедентам. Понять и почувствовать, что это такое, она могла только там, в этом потертом, отдающем запахом чужого пота нейросенсорном кресле.
Ольге казалось, что ее ночным порывом движут именно эти чувства. Прежде чем судить, она должна понять…
Занятая своими мыслями, она все дальше углублялась в лес и не слышала, как по идущему параллельно шоссе низко, утробно проурчал мотор отцовской машины.