Первая гастроль
Шрифт:
– Какие-то проблемы? – начал сыщик мягко. – Старше меня вы здесь никого не найдете.
Лысый телерепортер криминальной хроники, лет тридцати, с утонченными усиками и бородкой, изобразил некоторую успокоенность:
– Мне необходимо работать, а вот этот молодой человек строит препоны.
– Не строит, а ставит, – мягко поправил капитан. – Жалоба принята, но он исполняет мой приказ.
Теперь апеллировать было не к кому.
– Что, здесь необходимо разрешение на съемку? Такого никогда не было.
– Могу, – не согласился Генералов. – Откуда вы узнали о том, что здесь произошло преступление?
– Этика журналиста не позволяет мне никому говорить об этом.
– О том, что из молодой женщины извлекли все органы и заштопали... об этом позволяет, а о тех, кто эти бесчинства творит, – не позволяет. Вы на редкость мудро рассуждаете, вам не кажется? – Капитан вынул изо рта вновь растравленную сигару и выпустил в лицо Налетову огромное облако слезоточивого смрада.
Тот был вынужден сделать пару шагов назад, чтобы не задохнуться, но немного репортеру все равно досталось, и он закашлялся.
– Вы действуете против правил, – стал возражать до этого помалкивающий оператор, но его тут же увел в сторону бдительный лейтенант, оставляя балаболку одного против Дарьи и сыщика.
– Говорить будем? – Слегка бледное лицо Генералова стало стремительно сереть, а взгляд из-под черных бровей стал звериным.
Репортер замялся, и Данилова воспользовалась этим немедленно:
– Что ты приуныл, мальчик?.. Пися не стоит? Давай выкладывай яички из шкатулки. – Еще немного, и ее грудь коснулась бы Налетова.
Она почувствовала, что оба представителя сильного пола со своими попытками любезно объясниться остались далеко позади. Ее простой и понятный всякому русскому язык оказался куда более действенным.
Журналист сделал шаг назад:
– Почему вы позволяете, чтобы мне грубили?
Поиски защиты ни к чему не привели.
– В наше время понятие грубости несколько девальвировалось. Теперь минимум недовольства может вызывать только публичная кастрация или смертная казнь. Или вам об этом ничего не известно?
После столь прогрессивного заявления Олег перешел к торгам:
– Так вы позволите мне снимать, если я поделюсь информацией?
– Сколько угодно, – пообещал капитан. – Только не забудьте в репортаже попросить позвонить в милицию возможных свидетелей преступления.
Налетов кивнул.
– Полчаса назад к нам в студию позвонил какой-то мужик и сообщил, что под большой ивой, в парке, разбитом около супермаркета «Бавария», лежит труп молодой женщины. Мол, подъезжайте...
– И вы ему поверили?
– Почему бы и нет.
– Вы говорили с ним по телефону?
– Я.
– Какой у него был голос? Высокий или низкий, хриплый, а может, писклявый?
– Обычный, ну... приблатненный. Как мне показалось,
– Я понял. – Генералов приостановил поток прилагательных. – То есть это скорее всего совсем еще молодой человек?
– Да. В общем, так мне показалось.
– Вы не догадались записать разговор на пленку?
– Извините, нет. – Налетов позволил себе выказать раздражение.
– Он звонил из автомата или с какого-нибудь аппарата на квартире?
– Если вы имеете в виду фон, посторонние шумы, то здесь все чисто. Слышимость была хорошая, нашему разговору ничто не мешало.
– Можете работать, – разрешил капитан.
Олег дал командную отмашку оператору и повернулся в сторону ивы.
– Что же они делают? – закричал репортер.
Санитары погружали носилки с телом в машину.
– Увозят труп, – разъяснила Дарья. – А что, очень хотелось шокировать публику очередным зверством? Ничего не выйдет.
Ища помощи, Налетов посмотрел в глаза сыщику, но тот его не смог утешить:
– Она уже пахнет, извини...
* * *
Остаток дня Дарья провела на пляже. На ее округлую попку клюнуло аж двое страждущих, но она от них быстренько отбрехалась, сообщив, что больна сифилисом.
Размышляя над тем, что же вез в контейнере вместо витаминов обработанный водитель, она смотрела на бегущие к берегу небольшие пологие волны с крохотными белыми шапочками на гребнях.
Небольшая свинцовая тучка закрыла солнце, и море сразу потемнело. Еще не хватало, чтобы она привела за собой своих сестричек, тогда погода снова испортится, и прощай купание. Зато не будет жарко.
В этот раз она не на отдыхе. Что, интересно, сейчас делают японцы? Наверное, снова лежат на берегу и точно так же, как и я, морщат личики в преддверии ненастья. Может, обойдется?
Она оглядела небо. Тяжелый вздох возвестил о крушении надежд на хорошую погоду. Будет дождь. Как бы в подтверждение ее догадок налетел ветерок, и волны тут же откликнулись на его призыв к бунту. Они стали тяжелыми и поменяли цвет с темно-синего на черный. Скоро закрутит.
* * *
Утро следующего дня началось точно так же, как и утро предыдущего: Дада направилась к Аверкину.
Прогрессирующий биохимик встретил ее улыбкой и горячим чаем.
– Садитесь, я жду вас уже с шести утра.
По его виду было понятно, что он провел совершенно бессонную ночь.
– Похоже, ты не спал. – Она сочувственно оглядывала его помятую физиономию.
– Не каждый день тебе приносят вещество, которого нет даже в справочнике за прошлый год.
– Неужели? – Даниловой стало интересно, она даже перестала жевать резинку. – Ну и что в ампулах?