Первая красотка в городе
Шрифт:
легавые чуть отступили по коридору. я прислушался.
– ты думаешь, он соображает, что мелет?
– думаю, да.
они вернулись.
– у твоей матери действительно здоровая задница.
– жалко, что не про твою честь, а?
– ладно, мы уходим. но вы тут потише себя ведите. выключайте радио и чтоб никаких больше воплей и стонов.
– хорошо, радио мы выключим.
они свалили. какой кайф – слышать, как они сваливают. какой кайф иметь хорошего адвоката. какой кайф – не попадать в тюрягу.
я закрыл дверь.
– ладно, девочки, они ушли. 2 славных паренька не
я опустил глаза.
– пропало, всё исчезло.
– да, всё исчезло, – подтвердила Лапуся. – куда же оно исчезает? так грустно.
– черт, – выругалась Тито. – похоже на дохлую венскую сосиску.
я подошел и сел в кресло, налил себе вина. Лапуся скрутила 3 сигаретки.
– как вино? – спросил я.
– 4 бутылки осталось.
– поллитровок или галлонов?
– поллитровок.
– господи, надо, чтоб нам повезло.
я подобрал с пола газету четырехдневной давности. прочел комиксы. затем перешел к спортивной секции. пока я читал, подошла Тито, плюхнулась передо мной на ковер. я почувствовал, как она заработала. рот у нее был как один из этих вантузов, которыми забитые нужники прокачивают. я пил вино и пыхал сигареткой.
они тебе все мозги эдак высосут, если их не остановить. наверное, друг с другом они такое же проделывают, когда меня рядом нет.
я дошел до старицы с бегами.
– смотри сюда, – сказал я Тито. – вот эта лошадка подрезала какое-то доли 22-х и одной пятой за четверть, значит она – 44 и 4/5-х на половину, затем один ноль девять на 6 фарлонгов, наверное, подумала, что заезд на 6 фарлонгов…
чавк чмок уууумч цывааа ууупц чам чав чам чав чам – …это миля с четвертью, он пытается рывком уйти от остального сброда, на 6 корпусов обходит, последний поворот уже – и назад, умирает лошадь просто, ей в конюшню хочется…
чмоооок чмок чам чав чав чам чав чав – а теперь посмотрим на жокея если это Блюм, он на кончик носа выиграет; если Вольске – то на 3/4 корпуса. а тут Вольске. выигрывает на 3/4. ставка снижается с 12 до 8. все деньги конюшне, публика Вольске терпеть не может. они ненавидят Вольске и Хармаца. поэтому конюшни сажают этих парней на хороших лошадок по 2-3 раза за состязание, чтоб публика не совалась. если б не два этих великих наездника, да еще и в нужное время, я б на 5-й Ист-Стрит уже жил…
– уууух ты, сволочь! – Тито подняла голову и заорала, вышибла газету у меня из рук. потом вернулась к своей работе. я не знал, что и делать. она действительно рассердилась. тут подошла Лапуся. у Лапуси были очень хорошие ноги, и я задрал на ней лиловую юбку и посмотрел на нейлонки. Лапуся наклонилась и поцеловала меня, языком аж до горла достала, а я всю ляжку ей облапал. я в капкане. я не знал, что мне делать. нужно выпить. 3 идиота, запертые вместе. о стон о полет последней синей птицы в зеницу солнца, детская игра, глупая игра.
первая четверть, 22 и 1/4, половина за 44 и 1/5, вот она выдала, победа на голову, калиф. дождь моего тела. фиги, славно разломленные напополам, словно огромные красные потроха на солнце, и высосанные до шкурки, а мать тебя ненавидит, отцу хочется тебя убить, а забор на заднем дворе зеленый и заложен Банку Америки, Тито выдавала по полной, а я тем временем
потом мы разлучились, каждый дожидался своей очереди в ванную вытереть сопли со своих сексуальных курносиков. я вечно последний. потом вышел и взял одну из винных бутылок, подошел к окну и выглянул.
– Лапуся, скрути мне еще покурить.
мы жили на верхнем этаже, на 4-м, на самой верхотуре. но можно смотреть сверху на Лос-Анжелес и хрена не видеть, вообще ни хрена. все эти люди внизу дрыхнут, ждут, пока надо вставать и идти на работу. как это глупо. глупо, глупо и ужасно.
а у нас все правильно: глаз, скажем, зеленый или голубой, вглядывается вглубь сквозь ошмотья бобовых полей, друг в друга, пошли.
Лапуся принесла мне сигаретку. я затянулся и посмотрел на спавший город. мы сидели, ждали солнца и того, чего бы там потом ни было. мне мир не нравился, но в осторожные и легкие времена его почти что можно было понять.
не знаю, где Тито с Лапусей сейчас, померли или чего, но те ночи были хороши:
щипать эти ноги в туфлях на высоком каблуке, целовать нейлоновые коленки. все краски платьев и трусиков, давать Полиции Лос-Анжелеса тоже подзаработать зелененьких.
ни Весна, ни цветы, ни Лето никогда уже не будут такими.
ПИЗДАТАЯ ИНТРИЖКА
Я сидел на мели – снова – только на этот раз во Французском Квартале, Новый Орлеан, и Джо Бланшар, редактор подпольной газетенки ПЕРЕВОРОТ, отвез меня в то место за углом, такое грязно-белое здание с зелеными ставнями, ступеньки чуть ли не вертикально вверх взбираются. Это было в воскресенья, и я ожидал гонорара, нет, аванса за неприличную книжку. Которуя я написал для немцев, только немцы все время тюльку мне на уши вешали, чего-то про хозяина писали, про папика, пьянь конченую, а поэтому они оказались в заднице – старик снял все их сбережения со счета, нет, даже перебор там получился из-за его запоев и беспрерывной ебли, а следовательно они обанкротились, но старику они дают под зад, и как только, так сразу…
Бланшар позвонил.
Подходит к двери эта толстая деваха, фунтов 250-300, наверное. На ней как бы такая широченная простыня вместо платья, а глазки малюсенькие. Наверное, единственное, что в ней есть маленького. Мари Главиано, хозяйка кафе во Французском Квартале, очень маленького кафе. Вот еще что в ней было невелико – ее кафе. Но очень славненькое местечко, скатерки красные с белым, дорогое меню и никакого народу внутри. Возле входа торчала одна из таких старомодных кукол – черная нянька. Черная нянька символизировала добрые времена, старые времена, старые добрые времена, только старые добрые времена давно прошли. Туристы теперь стали зеваками. Им нравилось просто гулять и все рассматривать. Они не заходили в кафе. Они даже не напивались. Ничего больше не окупалось. Добрые времена миновали. Всем было насрать и ни у кого больше не водилось денег, а если и водились, то за них держались. Настал новый век, причем не очень интересный. Все как бы только наблюдали за тем, как революционеры и свиньи рвут друг другу глотки. Хорошее развлечение – бесплатное, денежки в кармане остаются, если они вообще есть.