Первая леди города, или Между двух берегов
Шрифт:
– Ты точно моя дочь – такая же упертая, – вздохнул он, не отставая, однако. – Я прошу тебя – соглашайся, у тебя вид больной, а такси за приемлемую цену тут можно искать часами.
– За хорошие деньги ничего искать не приходится, ты не знал? – усмехнулась Марина, выпуская дым. – Я никогда не стою в очередях и никого не жду, могу, к счастью, себе это позволить.
– Я это понял. – Отец тоже закурил. – А может, ты познакомишь меня со своим другом?
– Обойдешься! – отрезала она. – Ты мне кто?
– Наверное, ты права, дорогая, – вздохнул он, убирая в карман зажигалку. –
– Я тебя умоляю – не называй меня так, если не хочешь неприятностей! – попросила Коваль, глядя в его глаза. – У меня нет и не было отца, я не дочь тебе, и на этом давай расстанемся!
И так оно и случилось бы, наверное, если бы вдруг она не повернулась неловко на скользких плитках брусчатки и не выронила трость, теряя равновесие. Если бы не папаша, Марина растянулась бы в своей белой норке прямо на мокром тротуаре. Он подхватил ее, причинив при этом дикую боль и без того многострадальным ребрам, и Марина взвизгнула. Егор, отошедший на несколько шагов, чтобы не мешать разговору, бросился к жене, забыв о своей конспирации и спросив по-русски:
– Детка, что с тобой?
– Больно…
– Идем! – решительно заявил папенька, глядя на Егора. – Я прошу, позвольте мне отвезти вас куда скажете.
– Хорошо, спасибо, – отозвался муж, беря Марину на руки. – Она не совсем здорова…
– Да знаю я все про ее нездоровье! – отмахнулся папенька, шагая впереди них в сторону стоянки. – Давайте положим ее в машину, а потом багаж заберем. Кстати, меня зовут Виктор Иванович.
– Ох, какой же ты настырный, а? – поморщилась Марина. – Не обольщайся, Виктор Иванович, то, что мне придется ехать в твоей машине, не говорит ни о чем, так что на светскую беседу не рассчитывай.
– Перестань, детка, – попросил Егор, поцеловав ее в нос. – Человек предложил помощь, а ты хамишь.
– Ну, вот такая я невоспитанная! Что с меня взять – безотцовщина! – Она метнула в лицо вмиг погрустневшего журналиста презрительный взгляд.
– Маринка, прекрати, я сказал! – велел муж. – Накажу!
– Напугал! – фыркнула она, с любопытством разглядывая папашин "Вольво-940" вишневого цвета. – Ух ты, какая у тебя машина! Откуда деньжата?
– Заработал!
– Нормально платят за тот бред, что ты несешь с экрана?
– Ты о чем? – не понял он, открывая заднюю дверку, чтобы Егор мог усадить Марину в салон.
– Да о том, какой увлекательный диалог ты развил обо мне с нашими ментами. Самому-то не противно было?
– Я не сказал ни единого слова, за которое мне было бы стыдно, – отверг он обвинения. – Кстати, если ты внимательно смотрела, то видела, что я старался тебя защитить.
– Ой, не могу! – застонала Марина, скорчившись от смеха. – Защитник! Меня не надо защищать, запомни это раз и навсегда! Просто потому, что я именно то, о чем талдычили твои собеседники! Да, я возглавляю большую группу людей определенного вида деятельности – это на ментовском языке именуется ОПГ устойчивого типа. Можешь гордиться, папаша, – дочь у тебя бандитка!
Коваль отвернулась в окно, чтобы не видеть его растерянного лица и задрожавших рук, в которых
– Девочка моя, ну, что с тобой? Так больно?
– Больно, Грег. – Она посмотрела на него и увидела, что он расстроился. – Но это пройдет, ведь все проходит, помнишь, как сказал доктор? Ты со мной, и мне ничего не надо больше.
Папенька отвез их в "Россию", где у Егора был забронирован двухместный "люкс", и вопросительно глянул на Марину:
– Можно, я приеду к вам вечером?
– Зачем?
– Поговорить.
– Когда ты наконец поймешь, что нам не о чем говорить с тобой? – но Егор перебил:
– Конечно, приезжайте, Виктор Иванович, мне бы хотелось познакомиться с вами поближе.
– Ты больной, да? – разозлилась Коваль, когда они остались вдвоем. – Зачем ты позвал его? И в каком качестве собираешься предстать?
– А что тут непонятного? Легенда та же – я твой любовник.
– Ага, из мокрой и противной Англии! На фиг тогда порусски разговаривал?
– Что, мало в Англии эмигрантов?
– Ох, Малыш, не нравится мне эта идея, – вздохнула она, расстегивая вымокшую под дождем норку. – Черт, мех весь испортила!
– Ерунда, новую купим, – отозвался муж, снимая с нее сапоги. – А про отца я тебе скажу – не зарекайся, мало ли что. Вот я бы дорого отдал иной раз, чтобы мой отец был жив и рядом со мной. – Родители Егора разбились на машине, когда он служил в армии.
– Это потому, что ты знал своего отца, он тебя растил, за ручку в садик водил, наверное, гулять ходил с тобой, играл, баловал. А у меня никогда его не было, я не знаю, что такое иметь отца, – Марина вытянулась на кровати в спальне, не в силах пошевелиться. – Он бросил меня, не успев даже толком узнать, он видел меня всего один раз, трехлетнюю. И тридцать лет его не мучила совесть. Егор, ведь я могла не стать такой, какой стала, – у меня была куча возможностей спиться, пойти по рукам, превратиться в наркоманку и сдохнуть под забором, но я не сделала этого. И его заслуги в этом нет.
– Успокойся, пожалуйста, давай отдохнем немного – ты вся на нервах, лопнешь! – Егор помог ей раздеться и лечь, сам тоже устроился рядом, обняв. – Старый я стал, детка, – перелеты напрягают, – пожаловался он, и Марина рассмеялась:
– Малыш, ты юморист! Для своих сорока шести ты просто великолепно сохранился, не всякий молодой угонится.
– Это ты о чем?
– А ты не догадываешься?
– Ты ж себя плохо чувствуешь…
– Для тебя я всегда в порядке, дорогой, разве ты забыл?
Папенька явился вечером, часов в восемь, позвонил снизу в номер и попросил разрешения подняться.
– Заходи, раз уж явился. – Марина курила сигарету под чашку кофе и смотрела телевизор, Егор был в душе.
Гость пришел не с пустыми руками – разузнал, видимо, что дочурка всем прочим напиткам предпочитает текилу, принес литровую бутылку "Санрайза". В том, что он начнет волынку про всеобщее прощение, Марина даже не сомневалась, но он удивил, когда завел разговор о своем сыне. О Маринином сводном брате.