Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон
Шрифт:
— Рейчэл, может быть, ты все еще не хочешь говорить об этом?
Они сидели в большой комнате с овальными окнами, и солнце озаряло их лица, так похожие по цвету и рисунку костей, к тому же они были обе одинаково несчастны. В другом углу комнаты зашумели колесики высоких напольных часов, а затем зазвучали металлические удары.
— Мне все это кажется таким странным. Я помню Льюиса веселым, беспечным молодым человеком.
— Да, мы все так думали. — Рейчэл говорила неторопливо мягким, грудным голосом, словно исходившим из глубины тела. Она и ее мать сохранили тональность музыкального виргинского говора.
Послышались знакомые
Миссис Донельсон смотрела, как Рейчэл и Джейн тепло приветствовали друг друга, ведь эти ее две младшие дочери выросли, как близкие подруги. Рейчэл знала, что Джейн не замедлит встретиться с ней. Когда их мать кто-то позвал и она вышла из комнаты, Джейн спросила:
— Рейчэл, в чем дело?
Рейчэл на минуту заколебалась: чувство гордости мешало ей открыться, хотя она и Джейн поверяли друг другу все. Затем она откровенно рассказала Джейн о сцене ревности, учиненной Льюисом, о том, как это изумило и огорчило ее. Она описала унизительные сцены, устраивавшиеся Льюисом на вечеринках и танцах, и наконец пересказала обвинение, которое бросил ей в лицо Льюис в спальне в последний раз, когда она его видела.
Джейн слушала внимательно, не спуская с сестры глаз.
— Его мать сказала, что он рехнулся. Его сестра и ее муж, Джек Джуитт, считают, что я не сделала ничего плохого, и они ему так прямо и сказали. Но он никого не слушал. Его невестка даже обвинила его… Ой, Джейн, речь идет о рабыне…
Самообладание покинуло ее, и она прижалась к плечу Джейн, пытаясь найти утешение в ее объятиях.
— Сэмюэл говорит мне, что Уильям против меня?
— О да. Осторожный Уильям был разъярен и выступал против поездки Сэмюэля за тобой. — Рассудительный тон Джейн действовал освежающе, ее голос был на целую октаву выше голоса Рейчэл. — Он сказал соседям, что ты приехала погостить и вернешься в Харродсбург в следующем месяце. Джонни также возмущен оскорблением семьи.
— Это больше чем унижение, Джейн, или даже то, что Уильям называет оскорблением, ведь меня выставили из дома мужа. Хуже не бывает, если учесть, что такое не случалось ни с кем из знакомых. Но что сулит будущее? Даже вдова в лучшем положении, ведь ее положение ясно. Должна ли я оставаться на всю жизнь миссис Льюис Робардс и не увидеть вновь своего мужа? Джейн, я намерена быть сильной… но мой муж не хочет меня видеть в своем доме, мой брат не хочет видеть меня здесь…
— Рейчэл, зачем ты вообще вышла замуж за Льюиса?
Она освободилась из объятий сестры, ее мягкие карие глаза смотрели в упор в бесстрастные зеленые глаза сестры.
— Он тебе никогда… не нравился?
— О, капитан Робардс, он был лучше всех выглядевшим молодым человеком,
— …но на тебя он не произвел впечатления?
— Нет, потому что я всегда замечала в нем внутреннюю… тревогу. Он взял меня, ты помнишь, на несколько вечеринок, когда ты была еще подростком. Быть может, у него и был твердый характер, но я его не обнаружила. Я так и не поняла, что он хочет и во что верит…
— Все еще… трудно определить, — тихо признала Рейчэл.
— Льюис — слабак, — вынесла приговор Джейн, — а ты — сильная, потому что уверена в себе. Ты умная, а рассудок Льюиса менее глубокий. Короче говоря, Рейчэл, ты могла бы выйти замуж за более солидного мужчину.
— Я люблю его, Джейн.
Джейн тщательно подбирала слова, прежде чем задать самый важный вопрос:
— И как быть дальше, Рейчэл? Ты все еще любишь Льюиса? Или же ты предпочитаешь скрывать свои чувства?
Продолжает ли она любить Льюиса? Он — причина ее невзгод и утраты многих романтических иллюзий. Ныне же, после трех лет замужества, она увидела своего мужа в том свете, в каком Джейн распознала его с самого начала. Его несобранность, нежелание освободить мать от управления процветающей плантацией Робардсов, заняться делом, требующим постоянного внимания, его неспособность верить в себя… или в нее.
— Если бы у нас были дети… — решительно ответила она. — Быть может, нам нужны дети, чтобы он осел на одном месте и у него возникло чувство постоянства.
Поместье вдовы Донельсон находилось в десяти милях к северу от Нашвилла, около пересечения дорог Кентукки и Кумберленда. На следующее утро, желая развлечь Рейчэл, Сэмюэл предложил ей поехать в город Нашвилл. Когда семейство Донельсон выехало из Кумберленда в страшное лето 1780 года, на месте города на утесе над рекой стояло единственное укрепление — огороженный блокгауз.
Первую остановку они сделали у лавки Ларднера Кларка. Это была двойная бревенчатая хижина, обмазанная глиной, освещавшаяся светом, проникавшим через открытую дверь, и сальной лампой, висевшей на задней стене. По обеим сторонам стояли грубо сколоченные прилавки: на левом лежали одежда и домашняя утварь — сковородки, миски, свечи, на правом — сахар, соль, пряности, виски, копченое мясо, а на полках задней стены — топоры, ботала для скота, сельскохозяйственные орудия, ружья, порох, дробь.
В лавке находились три семьи, когда в нее вошли Рейчэл и Сэмюэл. Первым их заметил Джон Рейнсис, поселившийся в Кумберленде в одно время с Донельсонами. Он и его жена тепло приветствовали Рейчэл, выразили свое удовольствие вновь встретиться с ней и пожелали счастливого пребывания дома. Второй парой были недавние знакомые Сэмюэля. Когда он представил им свою сестру, молодая жена сказала:
— Вы вскоре посетите нас, когда устроитесь? Сэм, приведи ее к нам поскорее, ведь там, где мы живем, так мало молодежи.
Рейчэл пожала руку молодой женщине. Затем она заметила, что из глубины лавки на нее уставилась пара глаз. «Ну конечно, это Марта Динсмор из Харродсбурга».
Рейчэл хотела подойти к миссис Динсмор, но даже в полумраке она разглядела неприязненное лицо женщины. Рейчэл остановилась. Миссис Динсмор поспешно удалилась, сделав вид, будто не узнает ее, и взмахнув своей широкой юбкой так, словно хотела отогнать от себя грех.