Первая мировая война 1914—1918. Факты. Документы.

Шацилло Вячеслав Корнельевич

С этим упованием и с надеждой на тебя, немецкое юношество, я кладу перо!

(Гинденбург П. Воспоминания. Пг., 1925. С. 111–120.)

13. Э. Людендорф. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг.

Ответ президента Вильсона на наше предложение от 5 октября был получен в Берлине по радио 9 октября. В военном отношении он выдвигал как предпосылку для заключения перемирия очищение оккупированной территории на западе. К этому требованию мы были готовы. Путь для дальнейших переговоров нота оставляла открытым.

По желанию принца Макса я поехал в Берлин. Мы вели с ним с глазу на глаз продолжительную беседу. Я уже был знаком с принцем Максом; он дважды приезжал в ставку. Во время его приездов мы имели продолжительные беседы и выслушивали друг друга с большим интересом. У нас было много общего. Вице-канцлер фон Пайер указал теперь

на него как на единственного возможного кандидата для занятия поста имперского канцлера. В общем, я мог удовольствоваться этой кандидатурой. Я считал принца Макса, как принца и офицера, подходящим лицом для того, чтобы ввести нас в новую эпоху. Я предполагал, что он будет давать, но в то же время и тормозить. Ведь он все же принадлежал к старой династии, которая горячо принимала к сердцу величие Германии. Таким образом, в столь трудные времена, он мог, казалось, принести пользу германскому народу. Эти надежды не исполнились.

Принц Макс предложил мне дать ответы и объяснения по целому листу вопросов, на которые в точности ответить вообще было невозможно, но которые зато очень характерно обрисовывают, насколько в Берлине мало понимали сущность войны. Я ответил, насколько это представлялось возможным. Мои ответы не выходили из круга тех идей, которыми я руководствовался до сего времени. Я не имел основания изменять свою точку зрения. Нота Вильсона оставляла еще надежду, что нам удастся заключить мир, который не обрекал бы нас на уничтожение.

Наступил час, когда надлежало окончательно выяснить — желает ли германский народ продолжать войну, если переговоры с противником не приведут к приемлемому для нас миру? В утвердительном случае была пора приступить к соответственным приготовлениям. Из суждений печати верховное командование получило благоприятное представление относительно возможности продолжать войну. После своей речи 5 октября принц Макс еще ничего не сделал для осуществления выраженных им тогда на крайний случай намерений. Я обратился по этому поводу с соответственным запросом. Мне также нужно было знать, на какую точку зрения станет новое правительство в вопросе о восточных областях, чтобы сообразовать с ней военные мероприятия верховного командования. Ответ на первую ноту Вильсона был отправлен с обоюдного согласия правительства и верховного командования. Мне удалось присовокупить к началу ответа вопрос, становится ли Англия и Франция также на точку зрения этих 14 пунктов. Верховное командование не принимало никакого участия в составлении внутренне-политической программы, с тоном которой оно не могло соглашаться. Наши действия вновь показывали недостойную торопливость — выбрасывать за борт все, что до сих пор было для нас свято. Противник должен был с удовольствием наблюдать, как мы все ближе приближались к перевороту.

Во всем мире внезапно замолкли разговоры о соглашательском мире со всеми его идеальными лозунгами. Впрочем, это было неудивительно: пресса всего мира по мгновению ока повиновалась неприятельской пропаганде, а последняя перестала нуждаться в этом понятии. Антанта с его помощью достигла своей цели и теперь могла сбросить свою маску и домогаться насильственного мира. Но и у нас слова о соглашательском мире звучали уже лишь робко. Те люди, которые до сих пор являлись глашатаями этой идеи и утверждали ле гкую осуществимость мира, основанного на праве и примирении, не нашли в себе гражданского мужества откровенно признаться, что они ошиблись в намерениях неприятеля, и лишь смутили народ и ввергнули его в несчастье. Часть их не остановилась перед тем, чтобы отказаться от германского мышления и оценивать мир на основании 14 пунктов Вильсона как мир справедливый. Мы уже теряли собственное достоинство. Они вели энергичную травлю против меня: своим преждевременным предложением перемирия я навлек новое несчастье, а раньше безмерностью своих требований препятствовал заключению всякого мира. Таким образом, гнев народа и армии направлялся на меня. Если бы те, которые прежде говорили только о соглашательском мире, сосредоточивали свою мысль на войне и на ужасах поражения и если бы они поддержали мои усилия извлечь из народа его последние силы и сохранить его духовную боеспособность, то мне не пришлось бы теперь выступать с предложением перемирия. Впоследствии это все станет ясно.

12 октября была отправлена вторая нота в Америку. […]

IX

Тем временем сражение, загоревшееся в конце сентября на Западном фронте, продолжало развиваться. Противник прикладывал величайшие усилия прорвать фронты кронпринца Рупрехта и фон Боена в направлении на Гент и Мобеж, а также в районе стыка фронтов кронпринца германского и фон Гальвица по обе стороны Аргон, в направлении на Шарлевиль — Седан. Начиная с 1915 г. одна и та же идея ложилась в основу всех наступательных операций Антанты. До сих пор осуществить

ее ей не удавалось вследствие нашего сопротивления и наступавшего истощения сил противника. Теперь мы были ослаблены, и та или другая дивизия всегда оказывалась не на высоте требований положения. Число халупников позади фронта росло с ужасающей быстротой. Тыловые власти, которые должны были препровождать в свои части одиночных людей, уже не справлялись со своей задачей. Впереди дрались герои, но для обширного протяжения фронта число их являлось слишком недостаточным и они чувствовали себя покинутыми. Глаза солдата смотрели на офицера, на котором лежала вся тяжесть боя. С преданными ему людьми офицер делал чудеса храбрости. Командиры полков, бригад и даже начальники дивизий с офицерами и кучкой солдат, состоявшей часто из их писарей и денщиков, лично восстанавливали положение. Они отражали попытки прорыва сильно превосходящего, но также уже шедшего в бой без воодушевления противника. Мы можем гордиться этими людьми, которые совершали геройские подвиги. Но расход сил был велик; все лучшее оставалось на кровавой арене. Часть наших батальонов уже представляла всего две роты. Верховное командование отменило отпуска. Отпускные, находившиеся в данный момент на родине, должны были ввиду трудного положения транспорта временно задержаться там. Они оставались на родине долее, чем это было желательно. В критические дни ноября в Германии должно было бы находиться лишь незначительное количество отпускных. К сожалению, это было не так.

Срок, предоставляемый дивизиям для отдыха и для приведения в порядок своего снаряжения и обмундирования, становился все короче. К хорошим частям предъявлялось больше требований, чем к не вполне надежным. Это также вело к досадным последствиям, так как они не отдавали себе отчета, почему им так часто приходится затыкать пустые места, и охота, с которой они шли в бой, частенько начинала падать. Тяготы и лишения все росли, а силы истощались. Было чрезвычайно трудно уравнивать нагрузку и в то же время выручать ослабевшие участки. Участились случаи, когда дивизии, находившиеся во второй линии, поспешно вводились в бой и происходило полнейшее смешение частей.

К нервам начальников, находившихся на фронте, предъявлялись все большие требования, но, несмотря на эту тяжелую нагрузку, они не утратили ясного понимания крайности, в которой находилось отечество, и сохранили гордое мужество. Ничто не могло подорвать его.

В начале октября 4-я армия в непрерывном бою была оттеснена на Рулэ и Менин; ее правое крыло удержалось на Изере, ниже Диксмюде, а левое — у Армантьера. Произошел целый ряд местных боев, окончившихся безрезультатно. 14 октября противник возобновил наступление. В направлении на Рулэ он захватил город и продвинулся далее. Куртрэ также было потеряно. В направлении на Менин противник, наоборот, одержал лишь незначительные успехи. У Вервика он был отбит. 15 октября противник также одержал ряд местных успехов, и армия была вынуждена отойти на линию Диксмюде — Торгут — Ингельмунстер — Куртрэ. Численный состав дивизий 4-й армии был очень слаб. Если противник не одержал более крупных успехов, то это объясняется помимо образцового управления 4-й армией лишь тем, что неприятель также шел в бой уже неохотно. 4-й армией продолжал еще командовать генерал Сикст фон Армии. Начальником его штаба был теперь майор Гумзер, одаренная в военном отношении личность.

Условия в 4-й армии стали столь критическими, что верховное командование должно было решиться временно вывести ее из соприкосновения с противником и сократить ее фронт. Она получила приказ отойти на позицию Германа, за канал Экло и за р. Лис. Тем временем база подводного флота была эвакуирована. 17 октября, когда я вновь поехал в Берлин на совещание относительно второй полученной ноты Вильсона, маневр 4-й армии находился в стадии выполнения.

В более глубоком тылу шли усиленные работы по укреплению позиции Антверпен — Маас. Я приказал рекогносцировать новую позицию вдоль германской границы. На итальянском фронте было спокойно, но ходили слухи о предстоящей атаке Антанты. Таковой надо было ожидать с большой опаской; австро-венгерские войска очень плохо сражались в Сербии.

На Балканском полуострове события продолжали развиваться не в нашу пользу; Болгария сложила оружие перед Антантой.

Катарро был оставлен, и база подводного флота перенесена в Полу.

В Сербии генерал фон Кевес был поставлен во главе войск, предназначенных для зашиты Венгрии. Ему подчинялись войска, которые под командой генерала фон Пфланцер-Балтина отошли из Албании в Черногорию, и союзные войска на Мораве, находившиеся в ведении 11-й германской армии генерала фон Штей-бена. Генералу фон Кевесу предстояли трудные задачи. Австро-венгерские войска были низкого качества, германские войска состояли из людей старших сроков призыва и находились в слабом составе. Альпийский корпус был истощен.