Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

Хейстингс Макс

Точно такие же страхи царили и на противоположном берегу Северного моря. Анна Треплин, живущая в немецком порту Куксхафен, в ужасе представляла, как британские военные корабли обстреливают гавань и снаряды летят прямо в ее дом, в нее и троих детей. Если британскому читателю перед войной щекотал нервы шпионский роман Эрскина Чайлдерса о немецкой угрозе под названием «Загадка песков» [11] , то многие немцы зачитывались романом «1906». Эта книга, которую журналист Фердинанд Граутхофф опубликовал под псевдонимом Зеештерн (Морская звезда), описывала нападение англо-французского флота на Куксхафен и артиллерийскую дуэль между кораблями союзников и береговыми укреплениями {268} . Фрау Треплин предпочла сберечь детей и нервы, перебравшись в Гамбург.

11

Чайлдерс Э. Загадка песков. – М.: Вече, 2013.

268

Gudehus-Schomerus

Миф о том, что Европа обрадовалась

войне, сегодня ставится под сомнение или даже опровергается. Сельскую глубинку во всех странах известие о войне ошеломило и повергло в ужас, бурную радость на улицах выражала только безответственная городская молодежь. Мыслящие люди испытывали смятение. Француз Мишель Корде, старший гражданский служащий, писал: «Каждая мысль, каждое событие, порожденные разразившейся войной, наносили сокрушительный удар по царившему до тех пор в моем сердце убеждению, будто мир движется к счастью и процветанию. Я и думать не думал, что на нас обрушится подобное».

Однако некоторые романтики и националисты действительно радовались, по примеру австрийки Иты Й., восторженно писавшей о «великих временах» и «величественном зрелище мира, охваченного пожаром». Даже в слезах проводив 2 августа на фронт своего мужа-лейтенанта, она продолжала разливаться соловьем о «замечательной молодежи, которая, смеясь и ликуя, отправляется смотреть в лицо опасности и смерти. Никто не дрожит, никто не рыдает – неужели эта армия не завоюет победу?» {269} Германия переживала самый высокий эмоциональный подъем, подпитываемый воспоминаниями о победе над Францией в 1870 году. В какой-то момент Красному Кресту пришлось просить население поменьше передавать шоколада солдатам, потому что им от него уже плохо. 2 августа корреспондент T"agliche Rundschau писал: «В последние дни Германия переживает чудесное возрождение, сбрасывая все мелочное и наносное, с невероятной силой познавая самое себя».

269

Krafft-Krivanec p. 59

На заседании рейхстага 4 августа Бетман-Гольвег заверил, что эта дата останется в веках как одна из величайших в истории страны. Фалькенхайн заявил канцлеру: «Даже если в конечном итоге нас ждет поражение, все равно это было прекрасно», – и многие соотечественники его поддерживали. 14 августа секретарь Бетмана Рицлер ликовал: «Война, война, весь Volk (народ, нация) поднялся – словно на пустом месте вдруг возникла могущественная сила… с виду полное смятение, а на самом деле – строжайший порядок. К этому моменту на том берегу Рейна уже миллионы» {270} . Молодая девушка Гертруда Боймер писала с типичной для тех дней слащавой сентиментальностью, что благодаря войне в мире станет больше любви, «поскольку она учит любить ближнего больше, чем себя» {271} .

270

Thompson p. 96

271

Verhey p. 128

В Британии преобладали иные настроения. Норман Маклеод из Адмиралтейства, отмечая «решимость в армии и на флоте справиться со стоящей перед нами грандиозной задачей как можно лучше», добавлял: «Никакого воинственного духа при этом нет и в помине. Конечно, добровольцы набираются достаточно быстро, и все вокруг разом стали специалистами по сухопутным и морским сражениям, однако героического настроя, предвкушения битвы, витавших в воздухе перед Бурской войной, уже не заметно. Киплинговские времена прошли. Об ужасах войны не забывают ни на секунду» {272} . The Economist подробно разъяснял, в чем опасность разворачивающихся событий для цивилизации: «С прошлой недели миллионы мужчин, оторвавшись от полей и станков, отправились убивать друг друга по приказу европейских полководцев. Грядет, возможно, величайшая катастрофа за всю историю человечества. <…> По мнению многих прозорливых экспертов, вероятнее всего, нас ждет социальный переворот, масштабная революция. Не исключено, что рабочий класс Европы больше не позволит гнать себя, как стадо, на убой по велению дипломатов и приказу военачальников» {273} . Журнал сомневался, что недовольные британские рабочие и отчужденные от метрополии ирландцы с готовностью поспешат сражаться за Британию. «Никто не скрывает, – заявлял один из корреспондентов, – что на севере Англии по-прежнему преобладает апатия».

272

IWM 05 / 63 / 1 papers of N Macleod

273

The Economist 8.8.14

Так и было. В армию сразу же завербовались десятки тысяч добровольцев, однако гораздо больше потенциальных новобранцев предпочло остаться дома. Мистер Дойл из Мэнор-Хауса, Бертли, графство Дарем, писал в Yorkshire Post: «Пора уже всерьез взяться за дело и разъяснить народу истинный смысл войны. Несколько дней назад, проезжая через достаточно большое селение, я увидел около десятка новобранцев на полевых учениях. Примерно в шесть раз больше глазели, развалившись у ограды. Я спросил одного из них, крепко сбитого, мускулистого парня, почему он смотрит, а не участвует. Он уставился на меня в упор: “А что толку? Полгода уйдет на подготовку, к тому времени с врагом уже будет покончено. Германия исчезнет с карты”. Второй парень подхватил: “Какое нам дело до чужой войны? Пусть бы Австрия с Сербией разбирались между собой. Германия не хотела вступать, пока ее не вынудила Россия, вот и нам нужно было остаться в стороне. Но нам-то в любом случае ничего не грозит, флот защитит нас”».

Однако многие считали своим долгом надеть военную

форму. Писатель Алан Герберт, бунтарь и резонер по внутреннему складу, тем не менее годы спустя выступил с резкой критикой сатирического мюзикла «Oh, What a Lovely War!» («О, что за чудесная война!»), согласно которому его и его сверстников «заманили в армию сладкоголосые дамочки, распевающие патриотические песни, и грозные агитационные плакаты» {274} . Он свято верил, что Британия сражалась за правое дело, и не жалел о своем участии в этом сражении. Большинство британских интеллектуалов его мнение разделяли. Томас Харди считал, что «в кои-то веки Англия ни в чем не виновата… войну разожгли жаждущие драки немцы» {275} . Сэр Уолтер Рэли, оксфордский профессор истории, признавался другу: «Я всегда знал, что это случится, когда слышал рассуждения немцев о своем историческом предназначении и о том, как его исполнить. Я рад, что дожил до этого времени, и мне больно, что я не могу принять участие» {276} . Многие идеализировали военную службу – как, например, Чарльз Монтегю в своем автобиографическом романе «Суровая справедливость»: «Всегда иметь перед собой четкую несложную задачу; получить возможность послужить чему-то… заполнять целые дни физическим трудом, добровольно подчиниться чеканному маршевому шагу, отработке строевых приемов… под бодрые или суровые звуки сигнального горна, ведущего сквозь череду насыщенных дней». Один друг назвал Монтегю «единственным в мире человеком, которого храбрость за одну ночь избавила от седины». 47-летний Монтегю, который поначалу был против войны, перекрасил поседевшие волосы в черный, чтобы вступить в Гренадерскую гвардию.

274

Turner, E. S. Dear Old Blighty Michael Joseph 1980 p. 26

275

Tomalin, Claire Thomas Hardy Penguin 2006 p. 332

276

Wallace, Stuart War and the Image of Germany John Donald 1988 p. 74

Немногие британские семьи ринулись в объятия войны, охваченные таким патриотическим энтузиазмом, в каком пребывал Роберт Эммет – богатый 43-летний американец с Восточного побережья, который с 1900 года жил и охотился на лис в Уорвикшире. На банковские выходные 1–2 августа он собрал у себя дома в Мортон-Пэддоксе друзей, в основном офицеров кавалерии и офицеров запаса, «которые сходили с ума от беспокойства», как бы правительство не уклонилось от объявления войны, «представлявшейся естественным и даже неизбежным откликом на дерзкое вторжение Германии в Бельгию» {277} . Кто-то постоянно сидел на телефоне, выспрашивая последние новости у швейцаров лондонских мужских клубов. Во вторник 4 августа Эммет, служивший лейтенантом в Нью-Йоркской национальной гвардии во время Американо-испанской войны, уехал со всей семьей в Лондон. Остановились по обыкновению в номере отеля Claridge, где Эммет обратился к жене и трем сыновьям-подросткам с серьезными словами. Он сказал, что видит только два выхода: тихо уехать обратно в нейтральную Америку или остаться и сражаться. Изложив собственное мнение, он приготовился выслушать остальных. Трое сыновей без колебаний высказались за то, чтобы остаться, «их мать, в свою очередь, тоже храбро проголосовала “за” – таким образом, решение было принято единогласно. Тяжелый камень свалился с моей души».

277

Emmet MS, family collection, lent to the author

Вернувшись в Уорвикшир через неделю после объявления войны, майор Эммет поднял перед домом звездно-полосатый американский флаг. Он хотел выказать этим солидарность с Британией, однако соседи, к сожалению, его не поняли. Зять Эммета позвонил сообщить, что флаг нужно снять, иначе особняк может сгореть дотла. Соседи решили, будто таким образом американец заявляет о персональном нейтралитете в надежде сохранить имущество, если нагрянут немцы. Эммет пришел в ярость и продержал флаг целых три дня, прежде чем все-таки спустил, повинуясь голосу разума. Вскоре он передал особняк под госпиталь, и до конца войны туда привозили раненых, в то время как сам Эммет обучал новобранцев-кавалеристов, а его сыновья записались в добровольцы.

Повсюду в Европе семьям пришлось перестраивать домашнее хозяйство, приспосабливаясь к новым условиям жизни. Особенно пострадала прислуга, на которой экономили в первую очередь {278} . Многие служанки-немки, оставшиеся без места, вскоре наводнили городские бесплатные столовые для бедняков. Вайолет Асквит жаловалась Венеции Стэнли на вопиющую бесцеремонность лорда Элко, у которого они с отцом гостили в выходные. Лорд «выдвинул всему персоналу ультиматум – либо отправляться в армию, либо увольняться, – а потом уехал в Лондон, оставив бедную леди Элко» – «давнюю любовницу Артура Бальфура [12] » – «расхлебывать кашу, которую он заварил, не посоветовавшись с ней. И ведь здесь еще даже не слышали о войне, тем сильнее было потрясение» {279} .

278

Berliner Geschichtswerkstatt pp. 165–6

12

Артур Бальфур – один из лидеров Консервативной партии, в 1905 году оставил пост премьер-министра Великобритании. – Прим. ред.

279

Bonham-Carter, Violet Champion Redoubtable: The Diaries and Letters of Violet Bonham-Carter 1914–45 ed. Mark Pottle Weidenfeld & Nicolson 1998 p. 7