Первая мировая война. Краткая история
Шрифт:
Это позволило британцам прорвать линию «Зигфрида» (британцы называли ее «линией Гинденбурга»). Двадцать седьмого сентября они начали мощное наступление по широкому фронту в девять миль перед Камбре. Оборона противника составляла в глубину три мили, и ее главным препятствием был Сен-Кантенский канал с пятидесятифутовыми крутыми берегами, обрамлявшими шестифутовую толщу мутной воды. Танки могли пробиться только поверх туннеля, по которому проходил канал, но немцы густо заполнили его проволочными заграждениями, и машины застревали в этой стальной паутине. Британцы обрушили на противника огонь ураганной силы. Артобстрел длился восемь часов; каждую минуту на пятистах ярдах траншей взрывалось сто двадцать шесть снарядов только полевых орудий; контрбатарейный огонь подавил германскую тяжелую артиллерию. Похоже, на стороне британцев была и богиня удачи Фортуна. Накануне они захватили контурные карты вражеской обороны, а в момент наступления на канал опустился туман, и первая же дивизия преодолела его, взобралась на противоположный берег и прорвала линию «Зигфрида» по фронту шириной три мили. За ними последовали австралийцы и канадцы, и к 5 октября британцы вышли на открытое пространство. Хейг хотел было приостановить наступление, но немцы
Стало ясно: Германия терпит поражение. В марте — июле она потеряла более миллиона человек и еще три четверти миллиона — в последующие месяцы, около половины — пленными. Рушилась военная экономика, заводы работали на последнем дыхании. Лидер социал-демократов требовал четыре тысячи вагонов для перевозки жизненно необходимого картофеля рабочим северных и восточных кварталов Берлина, но их не было. Без сомнения, страна еще могла воевать и в 1919 году, как это произошло в 1945 году, но конец уже был близок. Людендорф нервничал и набрасывался на всех, кто попадался под руку, даже на кайзера. Он настаивал: войну надо прекращать. «Мы не можем больше полагаться на войска», — говорил он своему штабу. Конечно, армия могла удерживать Рейн, однако все разваливалось само по себе, выходили из игры союзники Германии. Они следили за событиями на Западном фронте и после поражения Людендорфа бежали, как крысы с тонущего корабля, пытаясь прибрать к рукам то, что еще можно было спасти.
Пятнадцатого сентября союзнические войска в Салониках, которые немцы пренебрежительно называли своим «самым большим лагерем военнопленных», двинулись вперед и разгромили болгар. В любом случае болгары не получили от немцев того, чего хотели: никакой южной балканской империи, как во время оно. Двадцать восьмого сентября они запросили мира. Турция оказалась отрезанной от Германии. Младотурки были злы на немцев за вмешательство на Кавказе, а некоторые из них даже подумывали: не лучше ли расстаться с немцами, отдать арабов британцам и заняться, при поддержке тех же британцев, Кавказом и его нефтью. Энвер-паша уже размышлял над тем, как заменить Османскую империю сугубо национальной Турцией, включающей в себя и всю тюркскую Среднюю Азию. Младотурки отправились на немецкой подводной лодке в Одессу, а оттуда — в Берлин, Москву, на Кавказ, в Афганистан реализовывать план паши. Османская армия ушла из Сирии, перемирие было подписано 30 октября. Сложили оружие австрийцы. Австро-венгерское правительство еще раньше подавало знаки о готовности принять «Четырнадцать пунктов» президента Вильсона, и император назначил премьер-министром профессора Генриха Ламмаша, который верил в непреходящую ценность американских принципов (впоследствии эмигрировал и стал преподавать в Беркли). Во всяком случае, империи Габсбургов пришел конец. Венгрия провозгласила независимость, то же самое сделали национальные комитеты различных негерманских народов. Австрийские немцы были первыми в этой череде борцов за национальное самоопределение: они намеревались присоединиться к Германии. По этому случаю Германия даже на короткое время вторглась в Австрию. Итальянцы, воспользовавшись суматохой, в последние дни октября согнали несколько сот тысяч прекративших сопротивление солдат и назвали это битвой при Витторио-Венето.
У Германии все еще оставался порох в пороховницах. Конечно, армия уже была не та, что прежде, но и ее остатки представляли грозную силу. Она контролировала значительную территорию России и Турцию. Близилась зима. Рейн создавал немалое препятствие, а союзники тоже устали от войны. Возникали и вопросы. Согласятся ли британцы, у которых имелась своя империя, с «Четырнадцатью пунктами Вильсона? Ведь они предусматривали освобождение колоний. Брест-Литовск означал самоопределение для народов царской империи. Кроме того, Германия могла понадобиться как ведущая антикоммунистическая держава. У Людендорфа теперь был покладистый министр иностранных дел. К концу сентября, после болгарского перемирия они вместе сочинили план, который, не показали даже канцлеру: направить президенту Вильсону обращение и формально пообещать превратить Германию в более демократическое государство. Для этого случая пригодятся и немецкие левые. Людендорф как и другие националисты, винил их в падении морального духа, экономических неурядицах и инфляции, вызываемой высокими зарплатами. Тридцатого сентября был назначен новый канцлер, князь Макс Баденский, либерал с юга, и в его кабинет вошли представители центристских левых партий. Князь Баденский понимал ситуацию так: если он запросит перемирия, то это окончательно подорвет моральный дух немцев, они подумают, что все кончено, наступит коллапс и не останется предмета для переговоров. И он оказался прав. Кайзер внес свой последний пагубный вклад в германскую историю, сказав князю: «Вас назначили не для того, чтобы создавать трудности для верховного главнокомандования». В ночь с 4 на 5 октября в Соединенные Штаты ушла депеша. Людендорф пытался спасти свою репутацию, он подталкивал других к окончанию войны, чтобы потом отвернуться от них и сказать: это была не его вина.
Фильм «О! Какая миленькая война!» («Oh! What а Lovely War») заканчивается гениальной сценой: красная лента (символ бюрократии) медленно обвивает могилы погибших солдат. Чиновники-дипломаты и генералы верховного главнокомандования больше месяца торжественно обсуждали «за» и «против» перемирия, а в это время на фронте продолжали сражаться и гибнуть люди, десятками тысяч. Германская нота вызвала некоторую головную боль у союзников. Им пришлось говорить о демократии и самоопределении наций, хотя все они думали только о мести и расширении своих империй за счет потерпевших поражение. Даже бельгийцы намеревались отхватить у голландцев эстуарий Шельды. Получить от союзников здравый и единодушный ответ было затруднительно, но в итоге взяло верх дипломатическое искусство британцев.
Сами немцы вели себя неуклюже. Лидеры центристов и левых — Маттиас Эрцбергер и Филипп Шейдеман — изъявили желание принять «Четырнадцать пунктов», но генералы лишь 5 октября соизволили взглянуть на них, а в министерстве иностранных дел решили, что они могут служить основой для переговоров, и не более
Роковую роль в обострении общенационального кризиса сыграло военно-морское начальство. В извечном состязании с армией за первенство в проявлении героизма оно предприняло очередную безумную акцию. Начальника штаба флота, капитана 1 ранга Магнуса фон Леветцова встревожила перспектива потерять великие корабли Германии и лишиться возможности возродить когда-нибудь Reichsmarine. Лучше «вечная слава на морском дне», и 27 октября моряки получили приказ выйти в направлении эстуария Темзы. Восемьсот тысяч матросов и кочегаров не захотели оказаться «на морском дне». Они подняли мятеж в Киле, затем в Любеке и Вильгельмсхавене, восстание перекинулось на Кёльн и Мюнхен, где бунтовщиков возглавил актер. Запахло русской революцией. Как грибы вырастали рабочие и солдатские советы. Социал-демократы в правительстве князя Макса понимали: дабы не допустить большевистскую революцию в Германии, надо предпринять определенные меры. Первым делом остановить войну и прогнать кайзера. Генералы доложили ему об этом решении, и 9 ноября он снял с себя полномочия (сбежал в Голландию) — как раз в то время, когда в Берлине была провозглашена республика. В любом случае в стране царил хаос, и перемирие стало неминуемым. В штаб-квартиру Фердинанда Фоша в Компьенском лесу явилась депутация, и 11 ноября в 11.00 пушки наконец умолкли. Условия были тяжкими. Германия не должна была больше воевать. Союзники взяли Рейн. Они не оккупировали Германию, совершив, как показали дальнейшие события, роковой поступок. Но война закончилась.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Эпилог
В середине декабря в Европу прибыл сам президент Вильсон. Его встретили с энтузиазмом, как провозвестника некоего нового мирового порядка, прогресса и свободы, совершенно позабытых с 1914 года. Обговаривались мирные соглашения. Торг шел в основном между союзниками, а потерпевшим поражение просто показывали, где поставить подписи. Все происходило в различных дворцах Парижа и его окрестностей. Главный договор подписали 28 июня 1919 года в Версале. На знаменитой картине сэра Уильяма Орпена миротворцы выглядят очень довольными собой. Они позируют для вечности с одеревеневшими лицами в Зеркальной галерее Людовика XIV: шелковые усы, орлиные взгляды, гордая осанка. Присутствуют махараджа и японский барон — олицетворяют интернациональное признание и благоволение. Говорили, будто Клемансо тогда заметил, что ему довелось сидеть между почти Наполеоном (Ллойд Джордж) и почти Иисусом Христом (Вильсон).
Однако у этих людей тогда вряд ли имелись основания для торжества. Мировая бойня унесла десять миллионов жизней; гражданская война в России добавила еще несколько миллионов жертв, закончившись в 1920 году победой большевиков. Раздел союзниками Ближнего Востока скоро привел к плачевным результатам. Мусульманские арабские страны с их нефтяными ресурсами отошли в основном к британцам. Главный эксперт англичан по этому региону Т.Э. Лоуренс недоумевал: турки управляли Ираком посредством четырнадцати тысяч местных наемников, казнивших девяносто человек в год, а Великобритания не может решить свои проблемы, имея стотысячную армию, танки, самолеты и отравляющий газ. Султана, британского и французского узника, заставили в 1920 году подписать в Севре договор, который не только обрезал его владения, но и принуждал к цивилизованной жизни{1}. Греки и армяне с благословения британцев и французов вторглись в Анатолию. Турки под руководством своего лидера-гения быстро поправили положение, в отличие от других проигравших стран; в 1923 году все это признали в Лозанне. Парадоксально, но Турция оказалась единственным государством, образованным по итогам войны, которое и сохранилось, и процветало. Судьба остальных сложилась неудачно: часть государственных организаций очень скоро развалилась, а прекрасно одетые джентльмены на картине Орпена были низложены избирателями. Все их географическое творчество пошло прахом. В 1919 году европейские империи разбухли, через десять лет они стали распадаться, а еще через какое-то время исчезли совсем.
Провалов Версаля много. По инициативе Вильсона появилась Лига наций — разбирать международные споры. Она начала неплохо: занималась перемещением людей на Балканах. А потом, столкнувшись с серьезными проблемами, лига превратилась в никчемную организацию: назревала Вторая мировая война, а она обсуждала вопросы стандартизации железнодорожных переездов. Не удались попытки консолидировать мировую экономику. К 1920 году послевоенный бум выдохся, а в 1929 году грянул величайший в истории экономический кризис, породив повсюду политические катаклизмы. Нации-государства, задуманные в 1918–1919 годах как парламентские, таковыми не стали, а большевистская Россия, имевшая в двадцатые годы что-то вроде человеческого лица, при Сталине приобрела звериный оскал монстра.