Первая мировая. Убийство, развязавшее войну
Шрифт:
В первой машине должны были ехать четверо офицеров службы безопасности, но вместо них сели четверо местных полицейских, утверждавших, что на этих местах должны ехать они, и офицерам, несмотря на их громкие возражения, пришлось остаться на станции. Во второй машине находились мэр Чурчич и начальник полиции Сараево Эдмунд Герде. Франц Фердинанд и София сели в третий и самый большой из автомобилей — темно-серый венский Gr"af & Stift Bois de Boulogne 1910 г., с открытым верхом и украшенный небольшим черно-желтым флагом Габсбургов на левом крыле. Эрцгерцог сидел на черном кожаном сиденье слева сзади, София справа от мужа; перед ней за рулем владелец автомобиля, граф Франц Харрах, с ним вместе и перед герцогом — Потиорек. В четвертой машине
Кортеж вез Франца Фердинанда и Софию вниз по набережной Аппеля, вдоль северного берега Миляцки, мимо росших на обочине тополей и лип. Фасады домов украшали флаги и гирлянды; то здесь, то там над дорогой висели праздничные транспаранты со словами приветствия паре. По словам очевидца, Франц Фердинанд с интересом смотрел по сторонам, а София «мило улыбалась приветствовавшим их людям». Людей было где больше, где меньше, в основном они стояли на южной стороне улицы, там небольшая тень давала хоть какое-то спасение от солнца. Изредка были видны нечастые полицейские, обеспечивающие общественный порядок.
Пушки в старой турецкой крепости над городом выстрелили двадцать четыре раза, когда кортеж повернул на набережную Аппель, которая, следуя плавным изгибом за северным берегом Миляцки, выходила на аллею, на которой поджидали убийцы. Они встретились утром в задней комнате кондитерской Власджича (Vlasjic'), получили оружие и инструкции. Изучив карту маршрута, опубликованную в газете, Илич расставил своих товарищей-заговорщиков в стратегически выгодных местах вдоль Миляцки. Мехмедбашич и Чабринович стояли на набережной рядом с мостом Кумурджа, далее по набережной — Чубрилович и Попович. Принцип и Грабич заняли место возле Латинского моста, Илич перешел на другую его сторону и нашел удобное место для выстрела.
«Толпа, — вспоминал Попович, — начинала волноваться, все старались оказаться в первых рядах, поближе к дороге». Когда появилась машина с Францем Фердинандом и Софией, Мехмедбашич словно бы оцепенел и был не в состоянии действовать; позднее он утверждал, что был на глазах у полицейских и если бы бросил бомбу, то был бы пойман. В 10.10 Чабринович увидел приближающийся к нему автомобиль. В то же утро, но раньше, он со слезами прощался со своей семьей, говорил, что должен уехать в дальнюю поездку, и раздавал им свои деньги, но вскоре забрал их обратно. Он даже беззаботно посетил местное фотоателье, где снялся на портрет в темном костюме, с высоким белым накрахмаленным воротничком. «Я считал, что должен сфотографироваться в такой день для потомков, — рассказывал он, — чтобы остаться в их памяти».
В отличие от Мехмедбашича Чабринович не колебался. По его словам, заговорщики «решили» убить только эрцгерцога, «но если бы это было невозможно, тогда принесли бы в жертву и жизнь эрцгерцогини, и всех остальных». Чабринович вынул бомбу из кармана, привел ее в рабочее положение и метнул в автомобиль, целясь в зеленые перья на верхушке шлема Франца Фердинанда. Хлопок детонатора был таким громким, что графу Харраху, сидевшему спереди за рулем, показалось, что взорвалась шина автомобиля. Лойка увидел черный предмет, летящий по воздуху, и резко нажал на педаль тормоза. Автомобиль клюнул носом вперед, а бомба, отскочив от брезентового верха кабины, упала на землю. Звук привлек внимание и Франца Фердинанда, он тоже увидел летящую бомбу и нагнулся, прикрывая собой Софию. Но бомба миновала пассажиров и взорвалась под колесами второго автомобиля, со вспышкой
От взрыва посыпались стекла, полетели обломки, закричали люди; две женщины упали в обморок, и двадцать человек получили ранения. Первый автомобиль, в котором ехали мэр и начальник полиции, продолжил следование по маршруту, им показалось, что внезапный шум был еще одним выстрелом пушки из крепости; генерал Аппель, следовавший в нескольких футах позади, тоже сначала думал, что это был лишь залп пушек крепости, по крайней мере до тех пор, пока не увидел бегущих по улице людей и не услышал крики. По просьбе Франца Фердинанда Лойка остановил машину. София наклонилась вперед, прижимая руку к затылку. Она подумала, что ее ужалило какое-то насекомое, но на самом деле это оказался осколок от бомбы, слегка поцарапавший ей шею. Шрапнель, которой была начинена бомба, прошла по автомобилю, багажнику, бензобаку и брезентовому верху кабины.
Харрах выскочил наружу, вернувшись, он доложил, что пострадали едущие в четвертой машине. Ранения от осколков получили граф Боос-Вальдек и фрейлина Софии. Внимание графини Вильмы Ланьюс фон Велленбург привлек Мерицци, тоже раненный осколками, вся голова его была залита кровью. Но быстрый осмотр показал, что раны были только поверхностными, и его увезли в гарнизонный госпиталь.
Чабринович, бросив бомбу, перелез через перила моста и спрыгнул в Миляцку. Река в этом месте была неглубокой, всего двадцать пять футов. Там он проглотил ампулу с цианидом. Преследующие Чабриновича люди вытащили его из воды и стали бить руками и ногами, а убийца кричал им: «Я — сербский герой!» Яд не подействовал; он был или слишком старым, или оказался слишком слабым. Полиция быстро поймала Чабриновича и увела его от толпы; видя это, Принцип размышлял о том, не выстрелить ли в него, чтобы сохранить секретность их заговора, но пока он размышлял, подходящий момент был упущен.
На набережной Аппеля царил хаос. Худшие опасения эрцгерцога нашли свое подтверждение. Он обратил на генерал-губернатора Потиорека свой ледяной взгляд и произнес: «Я думал, что нечто подобное как раз и могло произойти! — Через несколько секунд он обрел самообладание. — Ну что же, ненормальные, — воскликнул он, — давайте вернемся к нашей программе!» Автомобили продолжили путь к городскому муниципалитету, проехав по набережной еще три квартала. Хотя остальные заговорщики еще оставались на месте, они не предприняли больше никаких действий, то ли из страха, то ли из инстинкта самосохранения. В конечном счете большинство из них ушли, за исключением Грабеча и Принципа.
Лучи утреннего солнца заскользили по разноцветным, исполненным в мавританском стиле стенам здания городского муниципалитета и осветили входную арку. Лойка остановил автомобиль перед входом. На ведущих к нему ступеньках был расстелен красный ковер, вдоль которого выстроились улыбающиеся чиновники: мусульмане в фесках и жилетках стояли с одной стороны, а чиновники-христиане во фраках и цилиндрах — с другой. Мэр озабоченно схватил свой листок с текстом приветственной речи; он приехал всего несколько минут назад и все еще думал, что громкий шум, который они слышали во время дороги, был звуком залпа пушек крепости. Когда эрцгерцог и герцогиня вышли из машины и начали подниматься по ступеням, мэр начал свое выступление: «Милостивый визит, которым одарили наш город Ваши Величества, переполняет наши сердца счастьем. И я тоже чувствую себя счастливым, и Ваши высочества могут прочитать на наших лицах чувства любви и преданности…»
«О какой преданности можно говорить? — гневно перебил его эрцгерцог. — Я приехал в Сараево и поздоровался с бомбами! Это возмутительно!» София наклонилась вперед и прошептала несколько слов своему мужу на ухо, нежно касаясь его руки. Наконец Франц Фердинанд успокоился и промолвил: «Хорошо, вы можете продолжать».
Обескураженный Чурчич вернулся к своему выступлению: «Жители Сараево чувствуют, что их души наполнены счастьем, и они с энтузиазмом приветствуют визит Вашего Высочества, испытывая глубокое убеждение, что пребывание в нашем любимом городе увеличит милостивый интерес Вашего Высочества к нашему прогрессу и благополучию».