Первая мировая. Убийство, развязавшее войну
Шрифт:
Каждое утро в половине шестого Макс и Эрнст вместе с другими заключенными выходили из бараков и шли на Appellplatz, где СС под прицелом пулеметов проводили перекличку и разбивали их на группы. Лагерь ограждали высокие стены с колючей проволокой под электрическим током. Солдаты конвоировали заключенных на различные работы. Макс и Эрнст работали в главном здании лагеря, всегда находясь под пристальным наблюдением. В соответствии с инструкциями Гитлера они должны были заниматься самыми унизительными и тяжелыми работами. Им доставалась уборка отхожих мест. Макса и Эрнста, запряженных, как волов, в деревянные телеги, с оскорблениями и ударами гоняли от барака к бараку. Они были вынуждены черпаками вычищать огромные зловонные выгребные ямы; пока они работали, эсэсовцы всячески издевались над
Истощение, недоедание и болезни косили ряды заключенных. Те, кто не пал жертвой суровых условий содержания, постоянно пребывали в страхе перед пытками и казнью. Избиения, марш-броски, жуткие расстрелы и повешения постоянно отмечали дни узников. Но Макс и Эрнст сохраняли спокойствие и выдержку на протяжении всех своих злоключений. Перенесенные до прибытия в Дахау трагедии и неопределенность лишь укрепили их непоколебимую религиозную веру. Один заключенный рассказывал, что их «непоколебимость и неустрашимость являлись вдохновляющим примером для всех остальных. Даже в своей грязной и оборванной тюремной одежде они оставались настоящими джентльменами и благородными людьми. Во время кратких минут отдыха они лежали вместе с нами в пыли и делились кусочками сахара, которые им удалось где-то раздобыть. Среди всех узников лагеря не было ни одного человека, который не относился бы к Гогенбергам с большим уважением; они являли собой пример для новоприбывших, как не сломаться и выжить».
Макс и Эрнст спасли жизни многих заключенных. Однажды Макс увидел, как эсэсовец гнался за заключенным цыганом; Макс спрятал бежавшего в песочнице, пока его не перестали искать. Среди тех, кого они поддержали и спасли, был и Леопольд Фигль, который впоследствии стал канцлером Австрии. Фигль, вспоминая свою первую встречу с братьями, рассказывал, что, когда он прибыл в Дахау, он увидел их стоящими на лютом морозе и издевающихся над ними эсэсовцев. Братья делились со своими товарищами по несчастью всем тем немногим, что у них было, сигаретами и скудной едой, зарабатывая их неизменное уважение. Дрожащие от холода в своих жалких лохмотьях, истощенные, эти двое сыновей бывшего наследника австрийского престола поражали всех своими «невидимым благородством» и «спокойным достоинством», даже когда они «переживали самые страшные унижения». Как рассказывал Фигль, заключенные «пошли бы ради них в огонь и воду».
Зная о судьбе братьев, европейские аристократы и члены королевских семей неоднократно пытались добиться их освобождения. Среди них были папа Пий XII, король Швеции, принц Феликс Люксембургский и королева Мария; их просьбы и обращения из британского дипломатического ведомства привлекли внимание Берлина и, возможно, способствовали смягчению условий их содержания. Но основная заслуга в их освобождении, несомненно, принадлежала жене Макса Елизавете. Она использовала все свое влияние как члена старой аристократии Германии и пошла к Герингу, умоляя за своего мужа. Геринг уступил не сразу, настаивая на том, что братья находились в заключении вполне заслуженно, за совершенные ими преступления против германского рейха. Но рейхмаршал был и большим снобом, имевшим слабость к титулам и королевскому расположению; игнорируя приказ Гитлера, он тайно согласился предоставить Максу условно-досрочное освобождение.
24 сентября 1938 г. охранники Дахау, ничего не объясняя, вывели Макса из лагеря и посадили на поезд, следовавший в Вену. Макс, уверенный в том, что его везли к неизбежным пыткам и расстрелу, с недоверием слушал чиновников, сообщавших ему о его освобождении. Ему было запрещено каким-либо образом участвовать в движении за восстановление монархии и вести антинацистскую деятельность, он также был обязан каждый день приходить в гестапо — только на таких условиях ему было разрешено вернуться домой. Потрясенный Макс пришел на свою старую квартиру в Вене, но обнаружил ее пустой. Он пребывал в полном отчаянии, у него не было денег, чтобы вернуться в Артштеттен. В конце концов привратник одолжил ему денег на билет, и Макс сел на поезд, который
Было полное счастья и слез воссоединение с семьей, пока кто-то не задал вопроса: «А что с Эрнстом?» Макс мог сообщить только то, что, когда он покидал лагерь, Эрнст был еще жив. Только позднее семья узнала о том, что в сентябре 1939 г., всего через несколько дней после начала Второй мировой войны, Эрнста посадили на поезд и отправили в Флоссенбюрг, другой концентрационной лагерь, располагавшийся недалеко от чехословацкой границы с Баварией. Эрнст оказался в трудном положении. В отличие от Макса он считался не политическим узником, а преступником, для которых у нацистов полагалось особенно суровое наказание. Его женитьба на дочери английского офицера заставляла подозревать в нем потенциального предателя и шпиона. Времена Дахау были отмечены унижениями и ужасной неопределенностью; Флоссенбюрг был совершенно другим миром, мрачным местом, с голодом и принудительным трудом в огромных гранитных каменоломнях. Суровые погодные условия и болезни также собирали свою ужасную дань с заключенных: температура в деревянных бараках была ниже нуля, пневмония, дизентерия и брюшной тиф свирепствовали в лагере. Эрнст, уже сильно ослабленный семнадцатью месяцами в Дахау, еле пережил эту зиму.
Дахау и Флоссенбюрг не смогли сломать Эрнста: 23 марта 1940 г. нацисты отправили его в Заксенхаузен, концентрационный лагерь в тридцати милях к северу от Берлина. По сравнению с предыдущими местами здесь были более щадящие условия пребывания; несомненно, что это решение стало следствием непрекращающегося международного давления. Но нацисты отказывались его освободить. У них он проходил как узник № 17 739 и был направлен в пятый блок. Эрнст занимался принудительными работами на постройке бассейна и получал минимальный ежедневный рацион, достаточный только для того, чтобы можно было работать. Раз в месяц власти лагеря разрешали ему послать открытку семье: открытка не содержала никакого сообщения, на ней был только личный номер, что было знаком, что он еще жив.
Эти открытки были единственным, что семья Эрнста знала о нем. Нацисты захватили Радмер, и Мария-Тереза забрала сына Эрнста Франца с собой в Чехословакию, где они стали жить вместе с Софией после начала войны. 15 августа 1941 г. нацисты изъяли все имущество и собственность Гогенбергов как имущество «людей, враждебных государству». Были реквизированы Лёллинг, апартаменты в Вене, дворец на венской Reisnerstrasse, банковские счета, ювелирные изделия и произведения искусства. Гитлер также взял кое-что из коллекции Эсте в Конопиште. Гестапо лишило Макса и Артштеттена, хотя они не стали выгонять слуг и их семьи, даже тех, кто уже был на пенсии, в том числе верного Яначека. Им оставили несколько комнат, в которых они могли жить, находясь всегда под пристальным надзором фашистских соглядатаев. Они также не могли покидать замок без разрешения гестапо.
Гестапо «услужливо» предложило герцогине Елизавете приобрести бюсты Гитлера и Геринга, сказав, что это будет хорошим выражением патриотизма. Она не посмела им отказать — ее семья жила в Берлине, а Эрнст находился в лагере. Далее власти решили, что шесть сыновей Макса должны учиться в местной школе, где будут под «правильным» влиянием и станут учиться тому, что считали нужным в Берлине. Всем им было приказано вступить в гитлерюгенд. Зная, каким хрупким было их положение, они вынуждены были согласиться, хотя Йоханнес чуть не привел все к катастрофе. Ненавидя нацистов и не думая о последствиях, он постоянно пропускал обязательные сборы. Только после того, как его отца вызвали на серьезную беседу, он понял, как легко могла исчезнуть та свобода, что была им предоставлена, если он не будет слушаться офицеров.
Судьба Эрнста по-прежнему оставалась неясной. Официальные лица постоянно отклоняли просьбы Марии-Терезы с одними и теми же отговорками: ее муж был преступником и ее собственный отец был в свое время адъютантом бывшего короля Эдуарда VIII, а теперь герцога Виндзорского, генерал-губернатора Багамских островов. Они настаивали на том, что настоящая верность ее и мужа принадлежала англичанам. София попыталась добиться успеха тем путем, где было отказано ее невестке: ее муж Фридрих вступил в нацистскую партию, стремясь уберечь их семью. Конечно, она спросила, мог ли Эрнст быть выпущен на свободу, если доверенный член партии будет наблюдать за ним?