Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова
Шрифт:
Цесаревич Алексей Николаевич (1904–1918) в этот же день кратко отметил в своем дневнике:
«Было 2 урока: английский и арифметика. Завтракал со всеми. Был дядя Мими и генерал Корнилов, который бежал из австрийского плена. Прогулка была на моторах к часовенке. После обеда играл в саду, читал вслух по-английски, ездил в поезд. Лег рано. Погода хорошая» [493] .
Император Николай II также отметил последние события:
«День простоял прохладный и полусерый. Завтракали в столовой. Ген. Корнилов только что бежавший из плена в Австрии, прибыл сюда через Румынию. Днем совершили прогулку в арх[иерейский] лес, переезжали через Днепр на душегубке и возились в кустах. После чая поговорил с Мишей. Читал. Обедали в поезде с ним, Дмитрием и Н.П. [Саблиным].
493
ГА РФ. Ф. 682. Оп. 1. Д. 189. Л. 250.
494
Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 602.
Великий князь Михаил Александрович в последний день пребывания в Ставке записал в дневнике:
«3 сентября. Суббота.
Ставка и отъезд в Брасово.
До завтрака я заехал к [великому князю] Сергею [Михайловичу]. После завтрака я был у Ники. В 2 ч. 30 м. они все поехали на прогулку, а я зашел к адмиралу [Д.В.] Ненюкову, затем возвратился в свой вагон и сделал небольшую прогулку с [Я.Д.] Юзефовичем. Возвратившись, ко мне приехал [великий князь] Дмитрий [Павлович] и мы пили чай. В 5 ч. он вышел, а наш поезд тронулся. Юзефович ехал с нами до Смоленска, куда приехали в 10 ч. (Он едет лечиться от ревматизма в плече.) Был у меня [Смоленский] губер[натор] [К.А. Шумовский] и ген[ерал] барон [Е.А.] Рауш. Из Смоленска нас повезли экстренным поездом в Брасово. Погода была свежая, пасмурная, 10°» [495] .
495
Дневник и переписка великого князя Михаила Александровича: 1915–1918. М., 2012. С. 288.
Великая княжна Татьяна Николаевна тоже сделала краткую запись:
«Н.П. [Саблин]. 3-го сентября. Суббота.
Утром играли с детьми и Лавров был. Завтракали у Папы наверху в столовой. Простились с д. Мишей. Пошли [на] двух [катерах] по Днепру на старое место. Катались на шлюпке. Папа и гр. Граббе гребли, я на руле. Папа вылез на берег и пошел пешком обратно, а я гребла. Гр[аббе] на руле. Бегали по кустам. Очень жалею, что Дмитрия [Павловича] не было. Пили чай у Папы. Поехали ко всенощной. После отъехала в поезд. Обедал Папа у нас с Н.П. [Саблиным] и Дмитрием. Гуляли после немножко по платформе. Смотрели фотографии. Дмитрий страшно возился, но очень мил. Пили все чай. Сидели, говорили до 12 ч.» [496] .
496
ГА РФ. Ф. 651. Оп. 1. Д. 319. Л. 187.
Великая княжна Мария Николаевна 3 сентября, как и ее сестры, записала в дневнике:
«Бросали детей в яму (имеется в виду игра. – В.Х.). Лавров привел Стефсю. За завтраком сидела с д. Мими и Ниловым. Ходили на мот[орных] катерах на старое место, бегали в кустах и разрывали юбки. Пили чай у Папы. Были у всенощной. Обедали 4 с Папой, Мамой, Кики [Саблиным] и Дмитрием [Павловичем]. Смотрели карточки. Возились ужасно с Дмитрием» [497] .
497
ГА РФ. Ф. 685. Оп. 1. Д. 10. Л. 124.
Императрица Александра Федоровна после отъезда из Ставки в Царское Село в письме к Николаю II от 13 сентября 1916 г., между прочим, обращала внимание супруга на следующее обстоятельство:
«Знаешь, Мишина жена была в Могилеве!! Георгий говорил Павлу, что сидел рядом с ней в кинематографе. Разузнай, где она жила (быть может, в вагоне), сколько времени, и строго прикажи, чтоб это больше не повторялось. Павел огорчен потерями гвардейцев – их располагают на невозможных позициях» [498] .
498
Переписка
3 (16) сентября 1916 г. по приказу генерала А.А. Брусилова, который на тот момент командовал Юго-Западным фронтом, 7-я армия Щербачева вновь перешла в наступление. Однако сражение на Нараевке не принесло тактических выгод, а лишь нанесло некоторый урон живой силе противника. 17 (30) сентября Щербачев нанес новый удар противнику в общем направлении на Львов. Его корпуса 18–19 сентября (1–2 октября), форсировав Наревку и Ценювку, отбросили корпус фельдмаршала-лейтенанта Гофмана. Однако дополнительный удар русских армейских корпусов 22 сентября (5 октября) не принес желаемого результата, в итоге пришлось свернуть наступление.
Осенью 1916 г. у великого князя Михаила Александровича вновь появились признаки обострения язвы желудка, но он по-прежнему оставался в строю, изредка прибегая к услугам врачей. После посещения Ставки он отбыл на отдых в свое имение Брасово, затем некоторое время погостил в Москве и затем переехал в Гатчину.
Тем временем в армии и обществе постепенно росло недовольство возросшим влиянием императрицы Александры Федоровны на государственные дела и приближением Г.Е. Распутина к Императорскому Двору. Политическая напряженная атмосфера способствовала вынашиванию различных вариантов дворцовых заговоров и переворотов. Так, например, председатель Земского Союза на Западном фронте Василий Васильевич Вырубов (1879–1963) свидетельствовал:
«Это было осенью 1916 года. Настроения армии в ту пору достаточно хорошо всем памятны. Озлобление против Царского Села, в частности против императрицы Александры Федоровны, достигло крайнего предела. Идея военного заговора, основанная на сознании всемогущества армии, носилась в воздухе. Так, молодой общественный деятель, служивший на фронте, гр. П.М. Толстой довольно откровенно высказывал в ту пору мысль, что с царем нужно покончить. В более тесном кругу он даже развивал свой план покушения: заговорщики должны были на аэроплане подлететь к Николаю II во время его обычной прогулки в окрестностях Могилева и застрелить царя. Речи эти выслушивались в военных кругах и нередко встречали сочувствие. Императрица Александра Федоровна среди приближенных. Слева направо: А.А. Вырубова, императрица Александра Федоровна и Ю.А. Ден. Царское Село, Александровский дворец, 1916 г.
Я состоял тогда председателем Комитета Земского Союза на Западном фронте и представлял Земский Союз в Ставке Верховного главнокомандующего. Непосредственным моим начальником был кн. Г.Е. Львов. Однажды, в 20-х числах октября 1916 года, я получил от князя Георгия Евгеньевича письмо, в котором он извещал меня о своем близком приезде в Ставку. Я встретил Г.Е. Львова на вокзале и отвез его на автомобиле к ген. Алексееву, по приглашению которого князь приехал. Они очень долго разговаривали наедине. Сущность их разговора заключалась в следующем. Алексеев предлагал Г.Е. Львову прибыть в Ставку в день, который будет им, Алексеевым, для того назначен. Князя должны были сопровождать 2–3 видных общественных деятеля либерального направления из земских кругов. В Ставку ожидался в ту пору приезд Александры Федоровны. Алексеев предлагал арестовать царицу, заключить ее в монастырь, поставить Государя перед совершившимся фактом и предложить ему утвердить правительство, включающее в себя кн. Львова и близких к нему людей. Алексеев ставил условием, чтобы самому Николаю II, которого он искренно любил, не было причинено никакого зла. Он был против насильственного отречения и кандидатуры Михаила Александровича. Г.Е. Львов принял предложение Алексеева и тотчас снова выехал в Москву. Вечером того же дня (помнится, 25-го октября) меня вызвал в свой кабинет ген. Алексеев. Вид у него был плохой и настроение нервное.
– Вам князь Львов сообщил, о чем мы с ним говорили нынче утром? – кратко спросил он меня.
– Нет, – отвечал я.
Это было только наполовину верно, но я, разумеется, не мог ответить иначе. Алексеев, очевидно, так и понял: мои близкие отношения с Георгием Евгеньевичем ему были известны.
– Так передайте князю Львову в спешном порядке, что для дела, о котором мы с ним говорили, я назначил день: 30 октября.