Первая на возвращение. Аристократка в Советской России
Шрифт:
Некоторые из моих старых русских друзей даже приходили ко мне с тайной просьбой помочь их родственникам в России, то есть замолвить за них словечко советскому правительству, так как нисколько не сомневались, что я имею какой-то вес в большевистских политических кругах. И они отказывались верить, когда я пыталась убедить их, что у меня не больше влияния на советское правительство, чем у них самих.
Удручающие эпизодики, забавные эпизодики – они не причиняли мне особой боли и не вызывали хохот, а лишь заставили меня ещё сильнее захотеть, чтобы каждый смог увидеть и попытаться понять сегодняшнюю Россию.
Старая Россия для меня подобна чудесному сну, который я никогда не забуду, потому что годы моего детства и ранней юности были необычайно счастливыми. И ко всем её оставшимся в живых
Я счастлива, что отправилась туда, счастлива, что была со своим народом, счастлива, что смогу возвращаться снова и снова и что я больше не изгнанница.
Посвящается ЭТЕЛЬ ПАЛМЕР МОРГАН (миссис Ширли У. Морган) и нашей Пожизненной Дружбе.
Портрет Ирины Скарятиной из оригинального американского издания 1933-го года романа Ирины Скарятиной "First to Go Back".
Карта путешествия Ирины Скарятиной и Виктора Блейксли из США в Европу и СССР в 1932-ом году (составлена переводчиком).
Часть Первая. Я возвращаюсь в Россию
Как я добиралась
1
Когда мне пришла в голову мысль отправиться в Россию, многие мои друзья хором запротестовали.
"Что ты имеешь в виду – отправиться в Россию? – возмущённо вопрошали они. – Ты с ума сошла? Разве ты забыла, что являешься представительницей старого режима, бывшей графиней и изгнанницей? Да что с тобой такое? К тому же, – мрачно продолжали они, – советское правительство никогда тебя туда не впустит, ни за что на свете! А если это чудом и произойдёт, то есть у тебя выйдет прокрасться под своей американской фамилией, скрыв русскую, то они всё равно узнают, кто ты такая, и тебе больше никогда не удастся выбраться из этой позабытой Богом страны. Только подумай о жизни, которую ты будешь там вести … ГПУ … тюрьмы …"
Но я уже долго думала как об этом, так и о многом другом, ведь, в конце концов, разве я не была чистокровной русской, разве я не находилась в России во время и после революции, с 1917-го по 1922-ой год, и разве я не разбиралась в тамошних условиях гораздо лучше, чем мои друзья, чьи революционные знания были почерпнуты из слухов, газетных статей и книг?
Коли я пережила революцию, и красный террор, и последовавшие за ними годы хаоса, то наверняка смогла бы вынести и эту новую постреволюционную созидательную эпоху, и я не собиралась поддаваться угрозам и уговорам, лишаясь возможности увидеть её собственными глазами. Я устала быть изгнанницей, устала выслушивать всё о своей стране и своём народе от иностранцев, которые наезжали туда с короткими визитами и, даже не зная языка, возвращались, возомнив себя знатоками Советского Союза. Мне не терпелось самой взглянуть на происходящее, и я, конечно, не собиралась "прокрадываться" обманом. Либо ехать туда под своим полным русским именем, либо не ехать вообще. Таков был мой твёрдый ответ друзьям и доброжелателям, и я приступила к необходимым шагам по получению визы, вооружившись стопкой рекомендательных писем от известных американских писателей, интересовавшихся Россией и желавших помочь мне туда попасть.
Первой проблемой, с которой я столкнулась, был советский закон, явно запрещавший возвращаться в страну кому бы то ни было из тех, кто покинул её после революции 1917-го года. Если вы
Так как я уехала в октябре 1922-го года, это правило, безусловно, имело ко мне прямое отношение, и я оказалась в весьма затруднительном положении. Куда бы я ни направилась в надежде получить визу, я повсюду сталкивалась с отказами, основанными на вышеупомянутом законе.
"Вы выехали в 1922-ом? Что ж, мне очень жаль, но вы не сможете опять попасть в Советский Союз", – повторяли мне снова и снова, пока я уже не была готова в отчаянии отказаться от своей затеи. Однако в один счастливый день, при посредстве известного американского банкира, я познакомилась с высокопоставленным советским чиновником, предложившим мне написать непосредственно в Москву – в Наркоминдел (Народный комиссариат иностранных дел) господину Литвинову 6 , изложив свой случай и детально объяснив, кто я такая и почему хочу вернуться.
6
От переводчика: Максим Максимович Литвинов (1876 – 1951) – советский революционер, дипломат и государственный деятель, народный комиссар (министр) иностранных дел СССР (1930—1939).
"Вы пользуетесь у нас хорошей репутацией", – ободряюще сказал мой новый знакомый.
"В каком смысле хорошей? – удивлённо спросила я. – Я же не коммунистка".
"О, нам это известно, – смеясь, ответил он. – В действительности мы точно знаем, чем занимается каждый русский эмигрант в этой стране, и когда я сказал о вашей хорошей репутации, я имел в виду, что, являясь представительницей старого режима, вы никогда не были замешаны в контрреволюционных заговорах. Кроме того, вы были честны в своих лекциях и книгах. Так что просто пошлите запрос и посмотрим, что из этого выйдет. Возможно, они сделают для вас исключение и одобрят выдачу визу".
С благодарностью пожав руку ободрившему меня человеку, я в тот же вечер отправила своё письмо. Прошло почти три месяца, но, хотя я день за днём и по нескольку раз в день посещала почту, ответа из Москвы всё не было. И снова я, придя в отчаяние, уже было начала думать, что моё дело безнадёжно, как вдруг пришёл ответ, где кратко и по-деловому говорилось, что моя российская виза одобрена.
Лихорадочно схватив конверт и запрыгнув в машину, я помчалась со скоростью шестьдесят миль 7 в час, абсолютно не задумываясь об опасности, рисках и возможных несчастных случаях и спеша сообщить замечательную новость своему мужу, который, естественно, намеревался сопровождать меня и, будучи гражданином Америки по рождению, не имел похожих проблем с получением визы. Выскочив из машины, вбежав в дом и взлетев по ступенькам, я, затаив дыхание, стала махать письмом перед его изумлённым лицом.
7
От переводчика: Чуть более 95 километров.
"Оно здесь, Вик, – мы едем – мы уезжаем!" – бессвязно закричала я. Но он всё понял и, проявив должный настрой и схватив меня за талию, закружил по комнате, тогда как Сэмми, жесткошерстный терьер, стал прыгать вокруг нас, неистово лая и изо всех сил стараясь порвать мою юбку и брюки Вика, а кот Пукик, испытывая явное отвращение от столь неподобающего поведения, поспешил удалиться. В конце концов успокоившись и побросав кое-что из одежды в чемодан, мы помчались в Нью-Йорк, всю ночь ведя наш Форд сквозь кошмарную бурю, дабы сразу же приступить к делам с паспортами, всеми требующимися иностранными визами и прочими обычными формальностями, которые принято улаживать перед поездкой за границу.