Первая прогулка богдыхана
Шрифт:
И прогулка отменялась.
Когда же, однако, исполнилось двести сорок две луны счастливого царствования и настала двести сорок третья, богдыхан Сан-Ян-Ки сказал:
– Ну нет! Довольно! Я знаю, чьи это штуки! Это все мудрит Джар-Фу-Цян. Но теперь пусть себе хоть лопнет, а я увижу Пекин!
Он подкупил преданных ему слуг и сказал:
– Бейте в большой гонг, звоном которого извещают о смерти богдыхана. Вопите как можно громче. Кричите: богдыхан умер! Рвите на себе одежды, царапайте себе лица – вам будет заплачено за все.
И он лег на высокое ложе, которое приготовили по
Слуги ударили в большой гонг и объявили сбежавшимся бледным как смерть придворным:
– Свет солнца померк. Радость вселенной превратилась в печаль: наш премудрый богдыхан сидел за обедом, ел, ел и умер!
Дворец наполнился плачем и интригами. Первый и полномочный министр Джар-Фу-Цян ползал по земле около преемника и говорил:
– Я посвящу тебя, сын неба, во все тонкости управления страной. Доверься мне.
По обычаю первым долгом торжественно опорожнили корзину желаний, стоявшую около императорского трона. В ней, впрочем, была только одна бумажка, и на ней было написано только одно желание почившего богдыхана: «Желаю, чтоб меня похоронили на том же ложе, на котором я буду лежать во дворце, и пусть никто не осмеливается не только до меня дотрагиваться, но и близко ко мне подходить».
Желание почившего богдыхана священно и было исполнено. Его несли на императорское кладбище на том же ложе, высоко поднятом над толпой, на котором он лежал во дворце. Шествие было пышное и блестящее. Все были в белом. Улицы Пекина были полны народа, который сбежался посмотреть на богдыхана, хоть на мертвого.
Жрецы пели, придворные рыдали, народ делал свои замечания, а богдыхан лежал на своем возвышенном ложе и, приоткрыв один глаз, смотрел на Пекин.
«Ну и свиньи же китайцы! – думал он, лежа и глядя. – Как они могут жить под такими дырявыми крышами? Хоть бы были еще при этом тепло одеты на случай дождя, а то ходят рваные и драные. Послушать, однако, что такое они вопят?»
И, насмотревшись, он принялся слушать.
А пекинцы вопили:
– Ага! Дворцовая лисица Джар-Фу-Цян, конец пришел твоим грабежам и разбоям! Как новый богдыхан прикажет отрубить тебе голову, иди на тот свет без головы! А мы-то уж на нее поплюем, как выставят ее на всеобщее посрамление! Не будешь больше нас раздевать догола!
«Эге! Вот они почему такие! – сказал себе богдыхан. – Погоди же!»
Шествие между тем приблизилось к императорскому кладбищу. Народ удалили, и около могилы стали одни придворные.
– Ха, ха, ха! – расхохотался богдыхан, поднимаясь на ложе. – Ловкую штуку я с вами сшутил? А? Ну, Джар-Фу-Цян, не случилось никакого урагана во время моей прогулки по Пекину?
Все стояли бледные, а Джар-Фу-Цян бледнее всех. Все дрожали, а Джар-Фу-Цян сильнее всех.
– Что ж ты хочешь теперь делать? – спросил он.
– Первым долгом, – отвечал богдыхан, – вернуться во дворец и сесть снова на трон, а дальше уж видно будет!
Джар-Фу-Цян беспомощно оглянулся на придворных.
– Это невозможно! – воскликнул, выступая вперед, придворный историк. – Мы должны жить согласно обычаям предков. А такого примера в истории не было, чтобы богдыхан умер и опять ожил. Это неслыханно.
– Это невозможно! – воскликнул и верховный церемониймейстер. – Все дело в этикете. А это нарушение всякого этикета. Все сделано. Похороны состоялись. И главное – корзина желаний открыта, а она, по этикету, открывается только после смерти богдыхана. Значит, ты помер, раз корзина открыта. Да и этикета такого нет – для возвращения богдыхана с кладбища на трон. Кто же в стране будет исполнять наши священные законы, если мы сами первые не соблюдаем этикет! Это прямо грозит гибелью Китаю!
– Конечно, гибелью и ничем больше! – воскликнул и великий жрец. – Это противоречит всем святым установлениям нашей небесной религии. Сказано: раз богдыхан умер, он становится богом. А бог не может быть богдыханом. Богдыхан должен быть смертным, он должен править страной, боясь небесного гнева. А бог – чего он будет бояться? Где же уверенность в его правоте? Это грозит всеобщим недовольством, смутами. Нарушение постановлений религии. Гибель, гибель Китаю!
Богдыхан посмотрел грустно-грустно кругом.
– Ну что же! – сказал он. – Раз действительно это грозит такими бедствиями стране, делать нечего! Закапывайте. Я не хочу гибели Китая.
– Не следовало делать этой прогулки, радость вселенной! Я всегда говорил, что она принесет тебе несчастье! – сказал Джар-Фу-Цян, кидая первым лопату земли.
За такую прозорливость преемник Сан-Ян-Ки оставил Джар-Фу-Цяна первым министром и дал ему еще больше полномочий.
А Джар-Фу-Цян первое, что сделал, – отрубил голову придворному историку, первому церемониймейстеру и верховному жрецу:
– Уж очень они хитры!
Добрый богдыхан
Богдыхан Фан-Джин-Дзян, прозванный историками Мун-Су, что значит «отец народа», был добрым богдыханом и заботливым о народе. Когда до него доходили слухи, что где-нибудь вице-король обижает подданных, он сейчас же призывал вице-короля и приказывал палачам:
– А ну-ка снимите с этого молодца голову. Надеюсь, что его узнают на том свете и без головы, по одним его пакостям.
И сейчас же назначал вместо казненного другого вице-короля, самого лучшего, какого ему советовали советники и министры.
Он сам всегда читал все донесения вице-королей. В донесениях писалось, что Китай благоденствует, как еще не запомнит история: солнце светит удивительно исправно, дожди идут в свое время и жители не знают, что им делать с рисом. Богдыхан читал все это и думал: «А не врут ли?»
И вот пришла ему в голову мысль.
В назначенный день приказал он собраться во дворец всем своим министрам, советникам и царедворцам, сел на трон и объявил: