Первая тайна академии Грискор
Шрифт:
Милред сидела в своей комнате, поглядывала в окно и с ужасом ждала того самого момента, как отец узнает о разбитой вазе.
Ей было шесть. Она мало понимала, но все прекрасно чувствовала. Ощущала, как страх начинал сгущаться, будто черные тучи перед грозой. Вскоре должно было громыхнуть криком, а за ним обязан был начаться ливень.
Ливень слез.
Она заслуживала наказания. Знала это. Потому как никто не давал разрешения Милред играть в галерее. Но она все равно пошла туда сама, не дождалась нянюшку. По правде
Но за это наказывали Милред. И только ее.
— Милред ван Темпф! — раскат грома взорвался в коридоре.
Но это был не голос отца, и даже не нянюшки. Это был голос Лолы ван Темпф. Ее мачехи. Женщины, которая не прощала ни одной ошибки. Особенно, если эту ошибку допускала Милред.
Девочка затихла, вжалась в кресло и вцепилась в синего игрушечного пегаса.
Ох, если бы он был настоящим, он бы обязательно унес Мили из этого места. Спрятал бы где-то далеко, где леди Лола не смогла бы найти ее. Не смогла больно схватить за руку и встряхнуть так, чтобы клацнули зубы.
О нет, если бы пегас был настоящим, он бы унес и Милред, и ее папу в волшебное место, где можно бесконечно бить вазы, кушать конфеты и смеяться.
Девочка зажмурилась, когда двери в ее комнаты распахнулись.
— Не притворяйся спящей! — возмущенный высокий голос был похож на проблеск молнии в почерневшем небе. — Я знаю, что это твоя вина! Ты хоть знаешь, дрянная девчонка, что эту вазу подарил твоему отцу сам император! На ней был герб нашего рода! Смотри на меня, когда я с тобой говорю!
Милред не хотела смотреть. Она хотела провалиться под землю. Пролететь два этажа, миновать подвал и просто утонуть в земле. Чтобы не слышать этот голос. Не слышать крик.
Но чуда не произошло. Пол не расползся под ее креслом на части. И девочка открыла глаза, испуганно посмотрела на мачеху да только сильнее вцепилась в пегаса.
— Что ты делала в галерее? — строго спросила Лола ван Темпф.
Строгость была ее шляпкой и перчатками. Той вещью, без которой женщина ни за что бы не появилась на людях.
Милред молчала, не зная, что сказать. Ее сердцечко билось быстро-быстро. Пегас в руках треснул и разошелся по шву.
А Лола ван Темпф стояла в дверях высокой темной фигурой, ожидая ответа.
Да, мачеха Мили была высокой женщиной. С темными вьющимися волосами, тонким носом и мушкой над верхней губой. Из всех своих платьев сегодня она была наряжена в приталенный наряд из темно-зеленого шелка и бордового бархата. Руки в тонких перчатках до локтей сложены на груди, темно-красные губы недовольно поджаты, а широкие брови грозно нахмурены.
Милред видела ее такой всю свою жизнь. Недовольной и мрачной. Слова, поведение, внешность… все было таким темным, что дочь графа инстинктивно выбирала себе только яркие цвета. Все ее платья были ярко-желтыми,
— Я с тобой говорю! Ты, грязное дитя, тебе не место в этом доме, если ты не умеешь говорить!
— Я умею говорить, — испуганно пискнула Милред, вскочив на ноги и прижав в груди любимую игрушку. Пальцы девочки скользнули по шву и нашли разрыв. Коснулись мягкой белой шерсти, которая оказалась внутри пегаса. — Я не знала…
— Чего ты не знала? — Лола ван Темпф сделала шаг вперед, так грозно глядя на Милред, что та только и смогла, что спрятать свое лицо в ладонях.
Пегас упал к ее ногам.
— Ты нарушила запрет! — не унималась мачеха. — Сломала дорогую вещь! Ты хочешь, чтобы я рассказала обо всем… твоему отцу?!
— Нет! Нет, пожалуйста! — воскликнула Милред, испуганно вскидывая глаза на леди Лолу.
— Не надо?! — хмыкнула женщина. — Ты ведь знаешь, что его нельзя расстраивать? У лорда ван Темпф больное сердце. Или ты хочешь его смерти?!
Милред не успела понять, как леди Лола оказалась рядом, схватила ее за руку и встряхнула:
— Отвечай, ты хочешь его смерти?!
— Нет… нет, — запричитала девочка. — Не надо ему говорить! Пожалуйста.
— Пожалуйста, — мачеха повторила ее слова с отвращением и оттолкнула от себя девочку. — Ты здесь не должна находиться. Грязное дитя!
Милред осела на пол, вцепилась в пегаса и заплакала. Открыто и громко, как умеют только дети.
Она не слышала, как Лола ван Темпф ушла. Не слышала, как пришла нянюшка. Только почувствовала ее ласковые и немного шершавые руки. Они приобняли малышку и прижали к широкой груди.
Зорка шептала что-то тихое и успокаивающее, раскачиваясь из стороны в сторону. Милред не слушала, она кусала кулак и не могла успокоиться.
“Я грязное дитя”, — думала она, только частично понимая смысл этих слов. — “Грязное дитя. Я не должна тут находиться. Нельзя расстраивать папу. Нельзя. Или он умрет”
— Ну тише-тише, — Зорка погладила ее по волосам. Светло-рыжим волосам. Такие в этом доме были только у маленькой девочки. — Все закончилось. Все закончилось.
— Я грязное дитя, — прошептала она, не в силах успокоиться. — Подняла на нянюшку взгляд. — Я хочу очиститься. Помыться. Помоги мне помыться.
— Ты не грязное дитя, — покачала головой Зорка. — Граф тебя признал. И тебе не нужна ванна, утром купалась.
— Но я не хочу быть грязной! — заканючила девочка. — Не хочу!
— От этого тебе никак не избавиться, — успокаивающим шепотом отозвалась няня, опять прижимая воспитанницу к груди и раскачиваясь вместе с ней из стороны в сторону. — Такова участь бастардов. Но ты счастливица, Милред. Знаешь почему?