Первая встреча, последняя встреча...
Шрифт:
— Дядя, а сколько бы ты хотел за это чудо?
— Как — хотел?.. — опешил король, и все тоже уставились на Анну.
— Я подумала, что Генриху будет приятна память об отце…
— Но я не имею децизии его продавать!
— Разве тебе не нужно золото?
— Мне? Оно есть у меня.
— Зачем же тогда у ворот собирают налог?
— То… то не есть твое дело! — воскликнул Казимир. — И потом — откуда у тебя золото?
— Целый возок! — махнула Анна рукой в сторону двора.
— Замечу, Анна, — встревоженно
— Роже, но разве такой пустяк Генриха разорит — каких-нибудь пять слитков!
— Санта симплицитас! — вскричал Роже. — Пустяк!
— Казимеж! — поднялась Доброгнева. — Или ты не король, что унижаешь себя торгом? Если девочке понравилась игрушка, пусть берет так!
— Досконально! Пусть берет так! В свадебный подарок! И оставим этот низкий разговор, дочь моя, вернемся к высоким темам!
Король сел к органу и взял мощный аккорд.
— «Прозит!» — выкрикнул человек. Возле него стояла задетая Анна.
— Дядя, а я не хочу — просто так. Я дам тебе золото, а ты наконец починишь мост, и еще в стене, я видела, дырка…
— Какое тебе дело до той дырки! — сердито воскликнул король. — Это моя дырка, что хочу, то с ней и делаю!.. — С новой силой Казимир надавил на клавиши, но вместо звука раздалось угасающее шипение. Король заглянул под орган.
— Мыши, — уверенно сказала Доброгнева. — Опять меха проели.
— Вот видишь, дядя, — сказала Анна. — Ты себе новый орган купишь. Если хочешь, я дам тебе десять слитков, и еще пять кубков серебряных. Что ты сердишься? Я хочу помочь твоей стране — ведь богатые должны помогать бедным. Даром ты золота не возьмешь, обидишься, а так — Польше хорошо, и Генриху приятно…
— Понимаешь ли ты, что говоришь! — как ужаленный, вскочил Казимир. — Ты оскорбляешь меня! Перед лицом союзной державы! Кроме золота, я вижу, у тебя нет ничего святого!
— У меня дяди — святые! — в запальчивости возразила Анна. — Борис и Глеб, убиенные мученики!
— Папа имеет на этот счет другое мнение.
— Значит, он ошибается!
Все смолкли, потрясенные.
— Кто?..
— Ваш папа.
Казимир задохнулся от возмущения.
— Дочь моя, ты еще и богохульствуешь!
— Они святые, святые!.. И дед мой, Владимир, — тоже святой!
— Владимир?.. Многоженец и братоубийца!
— Это ты — богохульствуешь! — закричала Анна. — Я отцу скажу! Или ты забыл, что это он посадил тебя на престол!
— Что она говорит! — всплеснул руками Казимир. — Я вернул Ярославу восемьсот пленников!
— Анна!.. Казимеж!.. — металась между ними Доброгнева. — Что за спор! Вы же родственники!
— Знать не хочу таких родственников! — кричала Анна.
— Ярослава наш Болеслав бил, — тоже кричал Казимир, — и ваш Мстислав, все били, он только и делал, что бегал в Новгород за подмогой… Он…
Но
— «Прозит!.. Прозит!.. Прозит!..»
В душевной маете бродил Даниил по двору, и не сходил к нему сон в эту ночь.
— Нет, из чаши! Из чаши, а не облатками!.. — вдруг услышал он и поднял голову. Анна сбегала вниз по лестнице, и щеки ее пылали гневом. — И святые наши — настоящие, настоящие!
За Анной торопилась растерянная Доброгнева.
— Девчонка! — перегибаясь через перила, закричал Казимир. — Богохульница! Вот я обо всем напишу Генриху!
— Пиши!.. — обернулась Анна. — Так Генрих тебя и послушал!.. Дырявый король!
— Ярославна! Анна! — спешила за племянницей Доброгнева. — Что пустое к сердцу принимаешь?
— Пустое? Я ему добра желаю, а он меня — богохульницей!.. — Анна увидела Даниила, бросилась к нему. — Даниил! Буди рыцарей, седлайте коней! Едем, немедля!
— Анна… — начал было Даниил.
— Ноги моей больше не будет в этой земле! А когда я стану королевой — мы с Генрихом объявим ему войну!..
И вдруг она уткнулась лицом в грудь Даниилу и горько заплакала. Даниил стоял не шелохнувшись, и рука его застыла на полпути к волосам Анны…
Метались по стенам двора блики от множества факелов и торопливые тени. Крики, ругань, звон железа, конское ржание сопровождали суету неожиданного отъезда.
— Что, Даниил, — донесся сквозь шум до ушей монаха вкрадчивый голос, — сладко обнимать княжну?..
Сарацинский купец сидел в арбе на выезде из ворот и улыбался на себя не похоже.
— Прощай, монах. Ваш отъезд велит и мне спешить. Хочешь, поедем со мной?
— Куда?
— По миру: в земли Аравии и Палестины, в Индию, в Туманный Альбион. Мало ли куда судьба заносит купцов?
— Увы, я не купец, — ответил Даниил и повернулся, чтобы уйти, но сарацин в мгновение ока вновь оказался перед ним и глядел улыбаясь.
— Да, ты не купец. Я забыл: ты — раб. Ты лучший из рабов. Ради господина ты пожертвуешь даже самым дорогим…Ну что ж, ступай своей дорогой. Париж недалек, и Генрих уже готовит брачное ложе…
— Замолчи… — чуя недоброе, простонал Даниил.
— Что тебе до этого? Грех мирских соблазнов ты одолел в себе. Ведь ты не увезешь свою княжну от развратного жениха?
Даниил, не оглядываясь, шагал прочь и слышал за спиной:
— Ты бежишь, монах, значит, ты грешен! Ибо нет человека без греха, иначе бы люди не были смертны. Нет, не раб ты, Даниил, а господин себе — разве не родила тебя женщина от любви и разве не свободен ты от рождения?.. Так убей же в себе раба, истинно тебе говорю: возвысься, Даниил!