Первая встреча, последняя встреча...
Шрифт:
— Господь вознаградит тебя за все. Прощай, — сказала Анна и тронула коня, а за ней двинулись Роже, Бенедиктус и рыцари.
— Не будет моей совести покоя! — вдруг воскликнула Янка, и все оглянулись на нее. Янка подбежала к Анне:
— Одно добро я видела от тебя, Ярославна! Будь добра последний раз — разреши остаться с ним!
Остановился Злат и мрачнее тучи опустил голову, словно ждал этой просьбы. И Анна сказала:
— Не меня проси, Злата.
— Что касается церкви, — поспешил заявить Роже, — она благословляет этот брак.
— Э-эх! Янка!.. — только
— Нет слов, о благородная Анна… — начал было Ромуальд, но Анна перебила его:
— И не нужно слов. Ты нам полюбился молчаливым.
Она отворила один из сундуков, что были на возке, и, набрав охапку дорогих мехов, направилась к Янке и Ромуальду. Роже забеспокоился, забежал перед Анной.
— Опомнись, Анна! Что ты надумала? Я отменяю благословение!
Но Анна шагала, не обращая внимания на епископа.
— Не дам!.. — закричал Роже, простирая перед ней руки. — Это не тебе принадлежит, это достояние Франции!
— А разве, Роже, я уже стала королевой? — с усмешкой поглядела на него Анна.
— И не станешь ею никогда, если будешь раздавать приданое каждому погорелому рыцарю!
Анна молча глядела на епископа, а он, распаляясь, продолжал кричать:
— Девчонка, тебе посчастливилось стать невестой короля франков только оттого, что твой отец сидит на мешке с золотом! Кто ты, дикая язычница!.. Ты погляди на себя!
Долгим надменным взглядом смерив Роже, Анна отодвинула его неожиданно сильной рукой. Вернулась к возку; кинув меха обратно, взяла под уздцы лошадь — она послушно пошла за Анной, и возок остановился перед Янкой и Ромуальдом.
— Без этого вам не одолеть черного рыцаря. Примите от Анны.
— Нет!.. Никогда!.. — Роже бился в руках Шалиньяка. — Все золото!.. все серебро… А-а-а!.. — вдруг взвыл он нечеловеческим голосом и без чувств повалился на землю.
А Злат шел через рощу, не различая дороги, и сучья с треском ломались о его плечи и стегали по лицу. И — э-эх! — выхватил Злат меч и в сердцах рубанул вставшую на его пути осинку, упала она, как подкошенная, с чистым косым срезом. И еще — э-эх! — упала за ней вторая, потом третья. Ходил туда-сюда меч, словно сотни врагов окружили Злата, и там, где он ступал, оставались улицы и переулочки, да одни высокие пеньки.
Так рубил и рубил Злат налево и направо, с горя и печали, и когда опомнился он — не было вокруг ни единого деревца, одни пеньки, а за ними — чистое поле…
Ежеминутно трубили серебряные трубы на Ипподроме, император Константин принимал парад войска, с победой вернувшегося из Месопотамии. Перед императорской кафизмой проезжали возы, груженные военной добычей, конюшие проводили бесценных трофейных скакунов; ехали в колесницах военачальники, проходили, блестя доспехами и оружием, тагмы греческих, варяжских и варварских воинов, приветствуя своего главнокомандующего.
Мономах, в императорской мантии и короне, отвечая на приветствия
— Именно внезапность нападения и предопределила исход битвы, — говорил Лихуд. — Обязан отметить, благословенный василевс, что это стало возможным лишь благодаря тайным донесениям твоего резидента Халцедония, кои были поистине бесценны.
— О да, — согласился император, — я, помню, читал их как увлекательный любовный роман. — Он ласково улыбнулся сидящей рядом красавице-черкешенке, аланской принцессе, последней своей фаворитке, и незаметно коснулся рукою ее смуглой ручки в перстнях. — Кстати, ты давно не докладывал мне о его миссии в Польшу. Там ведь тоже творится история, достойная романа! Мы жаждем продолжения.
— Увы, благословенный, — отвечал скорбно Лихуд, — потомки, несомненно, напишут об этом — но сам Халцедоний уже не напишет ничего.
— Он мертв? И ты молчал? — нахмурил брови василевс.
— Мы проверяли эти сведения. К несчастью, они подтвердились. Халцедоний пал, как воин, при исполнении своего долга недалеко от Гнезно в стычке с войском польского короля, усиленным отрядом варяжских наемников.
Император поднял руку, и, повинуясь его едва заметному жесту, смолкли трубачи, остановилось шествие и затих Ипподром.
— Печально, — молвил Константин в тишине. — У нашего тайного посланника и резидента была семья?
— Возможно, — ответил Лихуд, — и во многих странах — но в пределах Ромейской империи церковь никогда не освящала его брака.
Аланская принцесса, огорченная остановкой шествия, скучала, слушая не интересный ей разговор. Император вновь ласково тронул ее руку и произнес весело:
— Тем лучше для твоего ведомства, Лихуд: оно сэкономит на пенсии!
По мановению императорского жеста парад ожил, тагмы продолжили движение, и снова затрубили трубы.
— Осмелюсь доложить, благочестивый василевс, — сказал Лихуд, дождавшись паузы в трубных гласах, — что хоть план Халцедония и остался незавершенным, намеченное им благословило само небо. От нашего агента в Германии нам стало известно: посольство франков лишилось всех даров русского архонта и в настоящее время вместе с княжной затерялось где-то в саксонских землях.
— И франкский король не дождется желаемого? — спросил император.
— Я уверен. — Логофет твердо кивнул. — Ведь простой камень дорог лишь в драгоценной оправе.
Император помолчал, оттеняя значительность услышанного.
— Мы непременно поручим Михаилу Пселлу написать панегирик этому герою, — промолвил он. — А на деньги, предназначенные для пенсии, — пусть воздвигнут мраморный бюст Халцедония. И установят в Пантеоне славных, — простер император руку, — здесь, на Ипподроме!
Холодное осеннее утро путники встретили в копне сена.
Шалиньяк, Бенедиктус и Злат спали, тесно прижавшись друг к другу и согревая теплом своих тел Анну. Роже первым открыл глаза, словно кто-то толкнул его во сне. Беспокойно огляделся — и вскочил: